Учитель вернулся в квартиру, лег в кровать и начал ждать возвращения сына. Ожидание было томным и мучительным. В голове проносились фотографии пропавших детей, вспышками вырисовывались ужасающие картинки того, как Степан уводил с собой девочек. Денис Михайлович переворачивался с боку на бок, в попытках прогнать мучительные мысли. Проскрежетал ключ входной двери, учитель почувствовал как его сковал ужас. Ему представилось, как Степа зашел в квартиру и он не смог больше выносить эту тянущуюся муку. Учитель тихо поднялся с кровати и стараясь не шуметь выглянул из комнаты. Его сын держал в руках сверток.
- А ты чего здесь? - прошептал отец.
- Пап, ты чего не спишь? - в голосе Степана улавливался испуг.
- Проснулся от шума. Что это у тебя в руках?
- Да так ничего. В гараж ходил, взял кое что.
- Покажи, - Денис Михайлович решительно подошел к сыну.
-Да, а ты что думал? Наркотики, - со смехом произнес Степа.
-Нет, ничего, - учитель вернул дрель сыну.
Вернувшись в кровать учитель почувствовал как его колотит. Страх только начал его отпускать. Денис Михайлович ощутил сильную усталость и желание провалиться в сон.
Утро выдалось чрезвычайно морозным, учитель не мог себя заставить вылезти из-под одеяла, но навязчивый будильник напоминал, что нужно идти на работу. Денис Михайлович чувствовал себя обессиленным. Но тут он услышал шаги в прихожей и резко вскочил. Его посетила мысль, что пока сын будет на учебе, сходить в гараж и убедиться в том, что все его страхи- лишь фантазии. Он подошел к двери комнаты и прислушался. В ванную кто-то зашел. Вот он - шанс. Денис Михайлович прокрался к рюкзаку сына и начал в нем искать ключ от гаража. Он помнил что должна быть целая связка с желтым брелком в виде цыпленка. Его рука нащупала что-то похожее. Учитель выудил ключи и заулыбался. "Они", - быстрым движением запихнул находку в карман халата и убежал к себе в комнату.
Отец дождался, когда сын покинул квартиру и позвонил в школу сообщить о том, что приболел и не сможет вести уроки. Одеваясь, только одна мысль не давала ему покоя. Что Степка заметит пропажу.
Денис Михайлович бежал в сторону гаражей, периодически подскальзываясь на дороге, встречные прохожие смотрели на него в недоумении. Это и понятно, так как в двадцатиградусный мороз человек бежит с распахнутой курткой, без шапки и ошалелым взглядом.
Замок не поддавался, замерзшие пальцы обжигались об ледяной металлический замок, но вот ключ провернулся. Учитель замер, выдохнул и распахнул дверь гаража. Глаза не сразу привыкли к темноте, но по памяти учитель смог найти выключатель. Помещение залило ярким светом. У Дениса Михайловича появились круги перед глазами. Он не сразу проморгался, что вызывало у него злость. Когда же он смог осмотреться то ничего не увидел. Коробки со знакомыми до боли вещами, вещами его жены. Банки с заготовками, инструменты, коляска, накрытая брезентом. Он прошелся по гаражу, но ничего необычного не попадалось. Странное ощущение посетило его. Это было разочарование. Учитель сильно удивился сам себе, и в следующий момент увидел люк. Он и забыл, что в гараже был этот люк. Когда-то давно они в подполе хранили овощи. Но много времени уже не закупались таким количеством запасов, которые бы требовали складирования. Денис Михайлович подошел к кольцу на крышке люка и потянул его. Крышка легко поддалась и с грохотом упала на пол. Учитель посмотрел вниз. Ничего было не разобрать, тогда он принял решение спуститься по лестнице.
В подполе было невообразимо холодно и темно. Денис Михайлович включил фонарик на телефоне и осветил узкое пространство. И онемел от ужаса. Одна из стен была увешана листовками с пропавшими девочками. Их было более пяти, он насчитал одиннадцать. Он просмотрел все листки и уселся на пол. На него взирали лица маленьких светловолосых девочек. "Степа, что же ты наделал?" - Денис Михайлович разрыдался в голос. Неизвестно сколько времени он провел в этом подполе, но когда он попытался подняться с пола, почувствовал как у него затекли ноги. Преодолев себя, он встал на них и еще раз посмотрел на фотографии. Учитель направился к лестнице как услышал шорох. Он обернулся и направил свет фонарика на источник шума, шорох повторился. В углу находился деревянный ящик, запертый на амбарный замок. Денис Михайлович подошел к нему и прислушался. Что-то ударило из ящика по крышке с такой силой, что та приподнялась и опять с грохотом захлопнулась. "Что это?" - прошептал учитель. То что находилось внутри ящика начало метаться изнутри и издавать скулящие звуки. "О господи, он собаку запер. Сейчас - сейчас, милая, потерпи", - учитель начал подбирать ключи из связки и один подошел. Он снял амбарный замок и поднял крышку ящика. Сначала ему не удавалось разглядеть собаку, тогда он посветил фонариком. На него уставились два глаза, вначале ему показалось, что морда у собаки вытянута, но приглядевшись он понял, что она больше напоминает акулью морду черного цвета. Денис Михайлович попятился от ящика, но продолжил светить фонариком. Широченная оскаленная морда с сотней зубов выглянула из ящика. Потом появилась лапа, блеснули когти, потом вторая. Существо выпрямилось в человеческий рост. Оно было покрыто черно-синей переливающейся чешуей, нижние конечности представляли из себя две мускулистые ноги, а верхние огромные когтистые лапы. Акулья морда уставилась на Дениса Михайловича, рыкнула и исчезла. Учитель закричал от ужаса, начал ползать по полу и оглядываться и светить фонариком.
- Пап, это ты там? - откуда-то сверху раздался голос Степы.
- Сынок! Сын! - Денис Михайлович начал карабкаться по лестнице.
- Ты чего здесь делал? - Степан обеспокоено заглянул в подпол.
- Я видел! Видел это!
- Ты ящик открыл?!
- Да, я решил, что ты там запер собаку.
- Зачем вообще ты сюда поперся?! - Степа бегал по гаражу хватая себя за волосы.
- Я решил, что ты похищаешь девочек.
- Что? Ты с ума совсем сошел?!
- Степа, ты странно себя вел. Я проследил за тобой ночью и видел, что ты в гараж пришел, - оправдывался отец.
- Ты все испортил! Ты даже не представляешь, что ты наделал! - кричал сын.
- Прости меня. Прости, сынок, - учитель закрыл лицо руками и заплакал.
- Оно пропало? Исчезло?
- Да, - всхлипывая ответил Денис Михайлович.
- Прекрасно, блин.
- А что это такое? И откуда это в нашем гараже?
- Так, ладно. Если уж ты всё равно видел, то поехали, - Степа захлопнул крышку люка.
- Куда?
- Куда-куда. По дороге расскажу, - сын потащил отца за ворот куртки из гаража.
Они выбежали на улицу, Степа судорожно начал кому-то звонить. Денис Михайлович внимательно смотрел на сына, не понимая что происходит.
- Тох, привет. У нас проблема. Акула сбежала. Как-как, каком к верху! Буду у тебя через двадцать минут, - Степа сбросил вызов, посмотрел на отца и открыл приложение вызова такси.
Мужчина шел не быстро, но достаточно уверенно, едва ли не чеканя каждый шаг. Как человек, который знает твердо куда и зачем ему нужно, но очень не хочет там оказаться. Звук его каблуков перескакивал от стены к стене и взмывал невидимой свечкой под темные высокие своды каменного коридора. Одет он был строго и в то же время немного странно. Черный костюм тройка, бордовый галстук, черные лакированные ботинки, которые и являлись причиной нервного эха, гулявшего между серых стен. На плечах у него была ослепительно-белая меховая накидка, скрепленная на груди золотым медальоном. На руках - кольчужные серебряные перчатки.
Он дошел до массивной железной двери, холодно посмотрел на стоявших по бокам стражников. Те вытянулись струной так, что их костюмы протестующе затрещали. У них не было накидок, а ладони лежали на рукоятях широких двуручных мечей, уткнувшихся остриями в пол.
- Как он? - спросил мужчина, встав напротив двери.
- Сегодня хорошо, тихо.
Сказал один.
- Танцует.
Добавил второй.
- Хорошо, - глухо повторил мужчина, взялся за потертую бронзовую ручку в виде головы дракона, потянул дверь на себя.
Его бледное скуластое лицо озарилось легким золотистым светом, идущим из-за двери. Он немного помедлил и сделал шаг внутрь.
Комната имела форму широкого вертикального цилиндра. В ней не было мебели, не было хоть каких-нибудь предметов интерьера. Потемневшие от времени голые стены уносились в чернеющую высь, где невообразимо далеко мерцал слабый голубоватый огонек. Посреди комнаты в метре от земли парила простая инвалидная коляска. В ней сидел сухой изможденный старик в белой льняной рубахе до колен. Его голова была запрокинута вверх, беззубый рот распахнут так широко, что, казалось, еще немного и тонкая пергаментная кожа на лице лопнет. Или, скорее, треснет.
И осыпется на пол беспомощной мертвой перхотью, обнажив пожелтевшие от времени кости черепа.
Старик не отрываясь смотрел на далекий огонек в вышине. Затуманенный взор блуждал где-то там. Раскинув в стороны руки, он делал ими легкие танцевальные па. Тонкие пальцы с выпирающими угловатыми костяшками нервно подрагивали, когда он перебирал невидимые струны, под одному ему слышимую музыку. И он весь светился. Тем самым светом, что озарил вошедшего.
Мужчина замер в дверном проеме, молча наблюдая за парящим в воздухе стариком. Вдруг судорожно вздохнул, лицо его исказила гримаса невыносимой боли. Он тряхнул головой, сжал тонкие бескровные губы и пошел вперед. Дойдя до коляски осторожно взял ее за поручни, опустил вниз. По серебряным перчаткам пробежали короткие извилистые молнии. Сидевший в коляске не обратил на это никакого внимания, все также продолжая перебирать пальцами. Мужчина повернул коляску к двери и повез ее к выходу.
Теплый летний вечер обнял их, как старых знакомых. Едва заметный ветер ласково, почти нежно, шевелил редкие седые пряди человека в коляске. Теперь голова его покоилась на груди. Мужчина неторопливо вез его через парк, по тропинке, посыпанной битым красным кирпичом. Туда, где в озере отражался тёмно-бордовый шар заходящего солнца. Нахальный маленький воробей звонко чирикнул и спланировал с ветки дерева на руку старика, покоящуюся на поручне коляски. Тот вздрогнул, открыл глаза. Увидел наглеца и улыбнулся. Мужчина в накидке хотел было согнать птицу, но его остановил тихий голос.
- Не надо. Пусть прокатится.
- Тебе сегодня лучше, - сказал мужчина, снова берясь за поручни.
- Да, я увидел музыку. Она меня заворожила.
Какое-то время они молчали. Через несколько минут мужчина снова заговорил.
- Это может быть ремиссией? Ты снова будешь прежним?
- Нет, мой старый друг, ты сам это знаешь. За чудеса надо платить.
- Но не такой ценой! - неожиданно воскликнул мужчина, спугнув криком воробья.
- А какой?, - в голосе старика послышалась усмешка, - Во сколько ты бы оценил свою, столь долгую жизнь?
- Если бы я знал, что мне придется наблюдать, как ты,.. - голос мужчины дрогнул, - становишься таким...
- Это твоя плата. Так устроен мир.
- Этот мир почти сожрал тебя! Я говорил, что ты слишком добр. Иногда нужно уметь отказывать.
- А ты бы смог отказаться дышать?
- Мое дыхание меня не убивает! Это не плата, а наказание за то, что ты посмел сойти с креста и не принял муки!
- Пусть так. Оставим пустой спор, - миролюбиво ответил старик, - Ты сам знаешь, мое время давно прошло, но боишься себе в этом признаться.
Они спустились по тропинке к озеру и мужчина вывез коляску на небольшой деревянный причал. Из домика вышел смотритель, однако увидев, кто его гости, поспешно скрылся обратно.
- А помнишь, как мы познакомились? - оживился старик, - Ты сидел, рыбачил и невероятно злился, потому что не мог поймать ни одной рыбешки. Крыл несчастный пруд на чем свет стоит.
- А ты спрыгнул на воду и начал доставать жирных окуней, - рассмеялся мужчина. - Вся деревня потом ходила за тобой по пятам, особенно мальчишки.
- А когда прокуратор издал указ о моей поимке, ты оказался единственным, кому хватило смелости укрывать меня от солдат. За что поплатился своей семьей.
- Да брось, - отмахнулся мужчина, - Ты всё равно их воскресил, когда сошел с креста.
С озера подул прохладный ветер. Мужчина снял меховую накидку и накрыл ей человека в коляске. Сам, скрестив ноги, сел рядом.
- Я сделал то, что считал правильным, - продолжил он, - И не ошибся, как показало время.
- Верен, что твой Иуда? - старик посмотрел на друга, - Кажется так с тех пор говорят.
- Так. И не только. Но...
- Тогда ты знаешь, что должен сделать на этот раз.
- Нет! - мужчина вскочил, - ты не можешь просить меня...
В этот момент старик вдруг засипел, худое тело выгнулось дугой. Меховая накидка полетела на землю. Тонкие пальцы сжались в кулаки и домик смотрителя с хрустом смяла невидимая чудовищная сила. Вода в озере закипела. В отчаянной попытке спастись, десятки рыб начали выпрыгивать на берег, и даже на высокий причал.
Иуда подхватил почти невесомое тело из коляски на руки, прижал к себе. Несколько деревьев в парке вспыхнули яркими факелами.
- Сейчас всё пройдет, сейчас, потерпи, - шептал он бьющемуся в конвульсиях Иешуа.
Все прекратилось также резко, как и началось. Только из-под обломков дома слышался стон и над парком протянулось сизое марево гари и дыма. Мужчина хотел посадить старика обратно, но замер, услышав его слова.
- Сделай то, что нужно. Или все мои чудеса станут напрасны, когда я уничтожу мир.
- Я что-нибудь придумаю, я смогу...
- Да, ты сможешь. Я верю, ты справишься. Отпусти меня.
Старик замолчал, прикрыв глаза. Иуда стоял и беззвучно плакал, прижимая к себе изможденного старика в белой льняной рубахе. Он сделал шаг к краю причала, вытянул тело на руках. Его друг благодарно улыбнулся и глубоко вздохнул.
Мгновение спустя, Иуда бросил тело Иешуа в воду.
Мелководье у причала неожиданно окрасилось в глубокий синий цвет, словно это была самая середина какого-нибудь океана. А Иуда смотрел на исчезающую кромку багрового солнца за горизонтом. И ему казалось, что оно никогда больше не взойдет.
Жажду поделиться красотищей, которую создал по мотивам "Мафусаиловых Хлябей" художник Николай Геллер. Глаз не оторвать! Ощущение от работы волшебное. Кажется, что на полянку упал последний луч солнца перед грядущей кромешной и вечной тьмой...
Дорогие мои! Я все никак не могу остановиться) Выкладываю на ваш суд очередной эпилог, на этот раз написанный в соавторстве с замечательным художником Николаем Геллером. Любители аудиокниг знакомы с ним по атмосферному оформлению работ на канале «Некрофос».
Это был мой первый опыт совместного творчества, и мне безумно понравилось! Идеи Николая, наконец, закрыли мой гештальт, а рука художника, которая проявилась в особом, образном стиле письма расцветила смрадное кладбище еще большим смрадом, а безнадежный, болотистый распадок еще большей безнадегой!
Этот финал, в каком-то смысле, является отдельным небольшим рассказом, но я, наконец, не кривя душой, могу констатировать: он мне нравится!
Итак….
Некротур. Эпилог.
Обалденная обложка от Николая Геллера!
Сигарета обожгла палец, по горлу ударило горьким. Сознание Михаила Степановича резко вынырнуло из омута дремотной задумчивости. Откинув окурок, он осмотрелся. Небо застилала серая пелена, тучи то и дело меняли форму, наливаясь свинцом. Верхушки деревьев царапали небосвод, будто лезвием водили по чему-то живому, норовя ткнуть и пустить кровь.
- Михал Степаныч, пора может? Вон, зверье-то побежало - из-за спины послышался голос охранника, который тоже смотрел на лес.
- Сейчас, как только дождь пойдет, будем выдвигаться, - Михаил Степанович запустил руки в карман камуфляжного костюма, вынул коричневую пачку сигарет, вытолкнул одну щелчком по упаковке, чиркнул несколько раз зажигалкой и закурил, снова погружаясь в свои мысли и буровя взглядом лес.
И небо, будто вторя его словам, оросило землю сначала мелкими брызгами, будто забавляясь, а потом вода хлынула стеной.
Охранник Саша не хотел выходить из теплого салона внедорожника, печка приятно согревала, убаюкивала, и он то и дело клевал носом. Михаил Степанович выскакивал на улицу, курил, всматривался в лес, смотрел на небо, плевал со злостью на землю и возвращался в машину.
В этот раз все шло будто не по плану, воды и еды почти не осталось, буханка хлеба и ноль пять минералки доверия не внушали…
Каждый год одно и то же. Сотрудники корпорации уже привыкли к июльскому отпуску шефа и ждали его, как манны небесной. С наступлением лета обычно сдержанный и доброжелательный начальник начинал проявлять все признаки тревоги и беспокойства. Становился раздражительным и гневливым, от чего сотрудники старались как можно реже попадаться ему на глаза. Каждый видел, что за агрессией скрываются неуверенность и страх, но к чему они относятся – было не понятно, ибо фирма вот уже долгие годы процветала и разрасталась филиалами, как метастазами, по всей стране.
Разве что старший охранник с позывным Шах, которого шеф брал с собой в отпуск, что-то знал. Приезжали они в совершенно разном настроении. Шеф сиял, как медный таз, и щедро одаривал всех сотрудников крупными премиями. В глазах его светились сдержанное торжество, гордость и какое-то почти болезненное облегчение.
Через несколько дней он созывал Совет директоров и отдавал ряд распоряжений, которые почти всегда были нелогичны, крайне авантюрны, а порой граничили с финансовым самоубийством. Но ни разу Михаил Степаныч не ошибся, словно обладал каким-то тайным знанием.
Чего только Саша не наслушался в кулуарах, где не одну неделю велись тайные пересуды. И про машину времени, и про личного оракула, и про прямую линию с самим Господом Богом…
Шах же, наоборот… Обычно полнокровный и круглолицый, по возвращении он словно терял десяток лет жизни. Похудевший, сгорбленный. Тусклые глаза затравленно глядели из-под усыпанных перхотью бровей, а в руках появлялась пикантная дрожь. Казалось, он прошел войну, а не съездил с шефом в отпуск…
А в этом году Шах не выдержал и за месяц до очередного «отпуска» уволился. Время он, конечно, выбрал неудачное, если учесть, что Степаныч уже давно пребывал в своем обычном «летнем» состоянии – злющий, растерянный и… напуганный. Секретаршу потом отпаивали коньяком, и она, стуча зубами о край рюмки, сообщила, что уверена была, что без кровопролития не обойдется. Но обошлось.
А Шах предложил себе замену – Сашку, и парень никак не мог определиться – радоваться нежданному повышению и открывающимся новым возможностям или от греха последовать примеру Шаха…
Хер знает, почему он тебя выбрал, но, видимо, потенциал разглядел, - Михаил Степанович расхаживал по кабинету, держа в руках бумагу и ручку, и с оскорбительным сомнением зыркал на Сашку, - Мне главное, чтобы ты язык за зубами держал и тягости и невзгоды без нытья переносил. Вот тебе спецдоговор на такие поездки. Считай, это тур такой по просторам Урала. Задача у тебя одна – сопровождать меня и следить, чтобы недруги наши меня не щелкнули.
Он сунул ручку и договор Саше.
«Разглашение любых сведений, полученных во время Турпохода, строго запрещено. В случае разглашения Исполнитель будет подвергнут карательным мерам в зависимости от тяжести понесенного Заказчиком ущерба. Меры остаются на усмотрение Заказчика»
Сашка поколебался и поставил в конце Договора свою размашистую роспись. Карательные меры – звучало грозно, но разглашать он ничего не планировал. Дурак он что ли? Распустить язык и лишиться тепленького местечка рядом с шефом. Кроме того, сумма гонорара за неделю работы превышала его обычный годовой заработок. Припомнился пышный шаховский особняк, битком набитый крутой техникой, новенький Додж Рэм, бассейн размером с футбольное поле. Все это стоило того, чтобы раз в год потерпеть «трудности и невзгоды», какими бы они не были…
…
Он приоткрыл глаза. Печка жарила так, что на лбу появились капельки пота. Парень покрутил печное колесико и немного опустил окно, но в салон тут же ворвалась влага, капли дождя ударили по лицу. Саша поежился и вдруг увидел лицо начальника за стеклом.
Тот стоял под проливным дождем. Бледный, с крепко стиснутыми челюстями, с потемневшим, застывшим в сумраке лицом. Степаныч мотнул головой, указывая, что пора идти.
Саша торопливо и даже радостно засуетился. Вынужденное безделье его порядком утомило. Он заглушил двигатель, схватил с соседнего сидения рюкзак, натянул капюшон дождевика, хлопнул напоследок по кобуре на поясе и нырнул во влажную мглу.
Ночь поглотила небосвод незаметно, дождь в лесу был не такой сильный, благо, кроны деревьев брали удар на себя. Ботинки то и дело вязли в глине и цеплялись за корни растений. Михаил Степанович вел за собой, словно следуя каким-то особым ориентирам. Порой безо всякой логики он вдруг сходил с тропы и продирался в метре от нее через чашу. Порой застревал на одном месте, долго водя хороводы вокруг мокрых берез, и так же внезапно продолжал путь. Сашка, чуть ли не падая, хватался за ветки и уже рассек себе ладонь, от чего та противно отзывалась болью на холод и влагу. Моментами казалось, что из-за деревьев кто-то наблюдает, так и сверлит взглядом, будто еще мгновение и из сумрака возникнет фигура, от вида которой Сашка потеряет сознание, провалится в грязь, под землю, где его непременно опутают корни, и черви будут грызть его изнутри.
Дальше аккуратнее иди - река разлилась, оступишься - в болото провалишься, - еле слышно проговорил начальник, - А наебнешься - вытаскивать не буду. Палку вон отломи.
Они спустились с холма, и под ногами тут же сильнее захлюпало. Саша, словно щупом, тыкнул палкой в грязевую мяшу, и чуть не повалился вперед. Грунта не было, была только похожая на жидкую манную кашу, жижа, которую разбавила вода, и дальше, туда, к просвету меж деревьев воды становилось всё больше.
Михал Степаныч! - окрикнул идущего впереди Сашка, - А как же мы назад то, затопит же все!
Не ори, дубина, - зло прошипел начальник - сейчас все сделаем, по утру выйдем другой тропой. Топай быстрее.
Примерно через час пути дождь прекратился, уступая место лесному безмолвию. Когда тучи окончательно расступились, а небо рассыпалось огоньками звезд, из густой мглы, отливая серебром, выплыла луна. Шеф забирался все больше в низину, и Сашка, с трудом выдирая ноги из жидкой глины, насторожился, вдруг почувствовав жуткий смрад. Словно где-то рядом в ночном лесу располагался скотомогильник.
«Пиздец, поход» - подумалось ему. Вот он, весь вымокший, с изрезанными руками и лицом, голодный и погибающий от жажды, тащится в смрадной глуши не понятно куда и зачем. Парень конечно знал, что у богатых свои причуды, но не настолько же! Честно говоря, изначально он предполагал, что шеф посещает какой-нибудь закрытый и тайный частный клуб для толстосумов. Едва оперившиеся девчонки, мальчишки с усыпанными блестками ягодицами… Но, похоже, у Михаила Степановича были куда более извращенные… фантазии.
Дышать становилось всё труднее, и Саша периодически задерживал дыхание, от вони кружилась голова. Видимо, у начальника проблема такая отсутствовала - от курения обоняние было не таким чутким.
- Михал Степаныч, вы бы тише что ли шли, а то я рюкзак тащу, скользко, передохнем может? - Сашка остановился, оперся на палку и стянув кепку с головы задышал в нее, пытаясь отгородиться от удушающей вони. Увидев эту картину, Михаил остановился, измерил охранника презрительным взглядом и, развернувшись, двинулся дальше.
- Тише! – прошипел он вдруг и присел, махнув Сашке рукой. Тот тут же послушно пригнулся. Впереди, среди мелколесья, мелькали огоньки, слышались приглушенные голоса, - Эти сходили уже, а мы еще тащимся… Ну, тем и лучше.
Начальник снова закурил, держа сигарету так, чтобы дыма было меньше. Курил нервно и быстро, а когда огни отдалились и потухли, бычок полетел в вонючую воду.
- Идем, еще пара метров и…
Саша, услужливо зашагал быстрее, но вдруг правый ботинок предательски заскользил, ноги разъехались, и парень полетел в овраг, сшибая кусты. Руки пытались зацепится за ветки и корни, но те выскальзывали, больно обжигая руки. Через мгновение Саша врезался головой во что-то твердое, в глазах почернело, и он отключился.
Сознание вернулось так же быстро, как и пропало - от ударов ладонью по лицу. Открыв глаза, парень понял, что лежит в воде, от чего тут же задергался в попытках подняться.
Пиздец, придурок – над ним стоял Михаил Степанович - Ты нахуя упал? Ты сдохнешь теперь! Воды хлебнул? Хлебнул? Конечно, ты же в ней валяешься! Крест башкой своей снес.
Саша встал, голова гудела, в глазах чудились белые мошки, в ушах звенело. Какой еще крест? Когда глаза привыкли к мраку, он увидел и сдавленно замычал…
Мы куда… куда идем то? – губы у него тряслись, - Пришли куда вернее? Что за хуета?
- Не ори только. Кладбище это мое. Личное, - Михаил глухо кашлянул в кулак, - Эти своих чуть дальше, в лесу закапывают. А я тут – в сторонке. Все равно никакой разницы, где хоронить. Воды всюду полно. А тут и овраг хороший, совсем небольшой ямки хватает. Говнецом сверху присыпать, чтобы какая беспокойная душа не наткнулась – и порядок. Ну, крест еще… для ориентира.
Шеф без особых усилий выдернул из топкой почвы грубо сколоченный крест, о который Сашка и приложился недавно, и рассеянно отбросил.
- Что стоишь?
- А чего… делать то? – Сашка изо всех сил старался говорить ровно, но губы плясали, а голос дрожал и ломался, как у школьника.
- Копай.
- Могилу?
- Ага.
На язык просились какие-то веские, мудрые слова, способные немедленно отрезвить бесноватого шефа и не допустить ограбления трупов, но он несколько секунд только беспомощно открывал и закрывал рот, а потом из него донеслось робкое:
- Лопату бы…
- Не нужна тебе лопата. Говорю же, тут ямка символическая, ветками приваленная. Руками справишься. Быстрей, светать скоро начнет, - Михаил забрался немного вверх по откосу, выбрал место посуше, присел и вдруг вспомнил, - Проверь комп! Если вдруг замочил, я тебя самого…
Сашка трясущимися руками достал кейс, а из него – планшет в прорезиненном чехле. Ткнул грязным пальцем в кнопку, и экран послушно отозвался бледным светом. Михаил удовлетворенно кивнул и закурил, щурясь на своего охранника.
Пытаясь справиться с паникой и примириться с неизбежным, Сашка прикрыл глаза и облизнул пересохшие губы. Вспомнил Шаховский особняк и красавицу-любовницу, и сейф, битком набитый зелеными купюрами… Мысленно вымарал оттуда бывшего коллегу и пристроил себя самого. Ради такого…
Он опустился на колени в стоячую, тухлую воду и принялся лихорадочно раскидывать ветки, а потом запустил трясущиеся пальцы вглубь и стал выгребать смрадную жижу. Вскоре его пальцы нащупали что-то твердое и одновременно мягкое и он едва не завизжал.
- Добрался? – спросил сверху Михаил, - Вытаскивай её на склон.
Пытаясь думать только об особняке, Сашка зажмурился, ухватил труп за скользкую штанину и поволок его из ямы. Жидкая глина громко чмокнула, нехотя отпуская свое имущество, и через несколько секунд Сашка, дрожа и всхлипывая, лежал рядом с трупом на крутом откосе.
- Молодец, Сашок! – слышался возбужденный голос рядом, - Шах в тебе не ошибся. Но про договор помни. Если хоть звук кто от тебя услышит, лично тебе кишки выпущу. Понял?
Саша хотел кивнуть, но сил не было даже на это.
- Хорош отдыхать, - Михаил Степанович закряхтел рядом, явно ворочая труп, - Бери планшет и записывай. Все записывай до последнего слова, понял?
О чем это он? Что записывать? Сашка нехотя открыл глаза и тут же завыл, пытаясь отползти. Рядом сидел шеф, пристроив на коленях чудовищно разложившийся труп. Торчащие ребра, остатки груди висели куском жира, волосы колтунами свисали на плечи, руки - сгнившие и мокрые, будто замаринованные - оканчивались птичьими когтями. Виднеющийся за сползающими ошметками кожи череп показывал посмертную улыбку, оголяя зубы, глазных яблок и носа не было вовсе, а из глазниц исторгались струи чёрной воды. Было даже не понятно, мужчина это или женщина. Но не вид трупа поверг Сашку в состояние первобытного, слезливого ужаса, а то, что тот явно пытался что-то сказать. Нижняя челюсть ходила ходуном, сухожилия на скулах сжимались и расправлялись, изо рта вдруг выполз похожий на чудовищного черного слизняка язык.
- …Сухое бы…. - послышался шепот. Еддва слышный, похожий на шелест сухой травы на осеннем лугу, но Саше и такого хватило, чтобы растерять остатки разума. Нет! Не может такого быть! В этом овраге возможны только два голоса – его и шефа. Третьего не дано!
Принес, принес тебе сено сухое. Целый стог, там, наверху! Ты только на вопросы ответь и уложу тебя в него! - лебезил мягким голосом Михаил Степанович, а затем повернулся к Саше и гаркнул, - Записывай, дурень!
Ощущая в голове невероятные пустоту и покой, Сашка сел и включил планшет.
Вопросов было много, и Михаил Степанович потоком сыпал их на запрокинутое к нему сгнившее лицо.
Как будут держаться валюты, акции, будут ли мировые катастрофы, как можно свалить конкурентов, и кто из конкурентов попробует свалить его самого… Саша стучал по экрану планшета, записывая цифры и буквы, слышал знакомые фамилии банкиров, министров, других власть-имущих.
Вдруг кишки сжало, желудок скрутило спазмом и он, едва успев зажать рот рукой, проблевался. Через несколько секунд он посмотрел на руку, та была в маслянистой черной жиже и… крови.
Это увидел и Михаил Степанович, и выражение его лица быстро и неуловимо сменилось от беспокойства до вины, а потом от вины – до безразличия. Он посмотрел на наручные часы, затем на небо, а потом резанул взглядом по Саше. Небрежно оттолкнув от себя мертвеца, он встал и подошел к парню. А тот, почувствовав в животе очередной спазм, отключился.
…
Придя в себя Саша попробовал пошевелить руками, но те оказались плотно зафиксированы, по всей видимости, веревкой. Спина затекла, перед глазами стояли ботинки Михаила Степановича, заляпанные грязью и черной жижей.
Вот невезуха Сашок, а? - он присел рядом на корточки и вздохнул, - Да ладно, невезуха… Я ж знал, что этим все закончится, потому и не стал больше никого с собой брать. Про это место мне Шах ведь и рассказал. Он тут когда-то целый год прожил среди местных, все выбраться не мог. Местные своих мертвяков каждый год закапывают, а те им потом на вопросы отвечают. На любые! И только правду. Шаху пришлось тоже кой-кого прикопать прямо в этом овраге, чтобы ответы получить. А потом мне рассказал. Доброе дело хотел сделать. Я ведь тогда на грани банкротства был…
С тех пор и мотались с ним сюда. Шах бичей и шлюх всяких искал, мы их сюда везли, закапывали, а через год возвращались за ответами. Вот только последние годы у него крыша начала ехать. Все говорил, что снятся они ему, ответов на собственные вопросы требуют. Я уж понимал, что он скоро сольётся, но не думал, что вместо себя он подсунет мне такого доходягу, как ты.. Что ж, хоть на что-то сгодишься.
Михаил поднялся, и Сашка снова мог видеть только грязные ботинки.
- Увидимся, в общем. Ты хороший парень, и ничего личного, но… Чисто подстраховка. Я ведь понятия не имею, что у вас с Шахом были …, - он хихикнул, - За шахер-махеры. Может, он честно в тебя поверил, а, может, и решил оставить после себя шныря… В следующий раз сам и расскажешь. Интересно все-таки…
Ботинки пропали из поля видимости, а потом Сашка почувствовал тычок в ребра и скатился в овраг, точнехонько в ту самую неглубокую яму. Он даже не пытался сопротивляться, находясь в бреду и пуская ртом черную пену.
- Понял, почему я тебя с собой взял? Только так обратную тропу будет видно. В последнюю ночь нужно оставить в земле живое тело, тогда эта земля тебя отпустит.
Сознание то возвращалось, то снова уходило на глубину, будто рыба. Саша открыл глаза. Смрад становился уже чем-то привычным, словно заменив собой кислород. Темнота поглотила все вокруг. Голова гудела, боль скручивала тело судорогами, кишки распирало и выворачивало, но все это уже ощущалось нормой, словно так и должно быть.
У уха что-то хрустнуло, парень с трудом повернул голову и увидел, что лежит рядом с трупом, с которым говорил Михаил Степанович. По щеке что-то ударило, сначала влажной ветошью, а затем будто камни посыпались на лицо. Из последних сил Саша посмотрел наверх. В предрассветных сумерках появилась фигура Михаила Степановича с большой охапкой гнилого валежника. Он подмигнул Сашке и аккуратно уложил ветки ему на лицо.
***
Тропа петляла, то спускаясь к оврагу, то вновь поднимаясь. Ночь, будто знала, что скоро ее время пройдет, вереском окутывала землю, деревья, воду.
Ботинки увязали в грязи, тело ныло, холод рассекал кожу. В этом году Михаил сильно задержался. Выйти бы сейчас. Каждую секунду он боялся, что одному ему ведомые ориентиры вдруг пропадут, вытесненные из распадка подступающим рассветом. И что тогда? Толкаться здесь целый год? Ну, уж нет! Он прибавил шагу, с неудовольствием отметив, что в этом году «тропа» проходит по сельскому кладбищу. Отвратительное место. Но делать нечего – коли сойдешь с тропы, то обратно уже не вернешься…
Он устало опустил голову, отмечая где-то на периферии зрения редкие гнилые кресты, и вдруг остановился. Показалось? Галлюцинации начались от вони и бессонной ночи? Да нет же, вон там, за деревьями, кто-то копошится. Неужто кто-то из местных так припозднился?
Он усмехнулся про себя и двинулся дальше. Ветка под ногой хрустнула и над краем могилы тут же возникло напуганное до смерти и совершенно безумное лицо, заросшее густой бородой.
Михаил мгновенно выхватил пистолет и поймал бородача в прицел. Глаза того широко раскрылись, наливаясь неверием и… счастьем?
- Ты не местный! Не местный! – он с трудом выполз из обваливающейся могилы и, оскальзываясь, побежал к Михаилу.
- Стой, дурак! – крикнул Михаил, - И лопату брось!
Лопата тут же послушно выпала из рук. Да и не лопата вовсе, а кое-как заточенный огрызок металла, напоминающий кусок автомобильного крыла.
- Вы… я выйти пытаюсь! Боже! – несся из кудлатой бороды захлебывающий, срывающийся на писк голос, - Ты знаешь, как?!
- Кто ты? – уже более спокойно спросил Михаил, когда мужчина, облаченный в какие-то отрепья, приблизился. Широко раскрытые глаза, туго обтягивающая череп кожа, борода росла клочками, сальные патлы падали на плечи, а под носом на грязных усах запеклась кровь.
Глина под ним поползла, и он едва не обрушился в одну из пустующих могил, но Михаил успел удержать его за запястье.
- Целый год! Год! – заорал мужик и горько разрыдался.
- А тут чем занят? – спросил Михаил, цепко оглядывая парня. Тот вдруг сник, глаза забегали.
- Ла-адно! – протянул Михаил Степанович и похлопал парня по плечу, - Не говори ничего. Тебя как звать то?
- Ма…ма…ксим…, - заикаясь, прохрипел тот.
Значит, слушай, Максимка. Я тебе рюкзак оставляю свой, там термос есть, вещи теплые. Планируешь тут дальше кичиться - твое дело. Я отсюда ухожу. Если совсем еще не одичал - можешь идти за мной, но только быстро. До трассы докину, дальше сам вертись, усек? - Михаил Степанович в очередной раз глянул на небо. Тучи были такие же густые, но мрак ночи отступал. Он скинул рюкзак в грязь, расстегнул его и достал планшет и зиплок с ключами от машины. Затем подтолкнул его ногой к оборванцу и зашагал дальше.
- Мне… достать ее надо… Тут… девушка моя лежит. Умерла весной…, - послышалось сзади.
- Не успеешь уже. Солнце встанет - хер выйдешь отсюда, будешь гнить еще год, - не оглядываясь, ответил он.
Тропинка с горбатого холма плавно перешла в лесную чащу, поплутала среди деревьев, обернулась вокруг пня. Михаил явно ходил кругами. В лесу не было видно не зги из-за плотных крон деревьев, смыкающихся где-то наверху. Тропа снова сделала петлю, и снова тот же пень, снова то дерево с кривым стволом и бурыми листьями. Неужели прозевал рассвет?! Неужели не успел?!
Паника плеснула в горло желчью, и Михаил, позабыв про тропу, бросился вперед, не разбирая дороги.
Ветки деревьев хлестали по лицу, вот одна ударила в глаз и через мгновение появилось размытое пятно, а затем пространство вовсе залилось алым. Кустарники царапали ноги через штаны, Михаил запнулся, ботинок слетел, и в пятку тут же что-то воткнулось, засаднило, обдало жаром. Он бросил ботинок, ринулся вперед, уже почти не видя ничего впереди и ни на что не надеясь.
Внезапно он вывалился на залитую рассветным солнцем полянку, где его дожидался внедорожник. Солнце еще не успело нагреть кузов и капли дождя стекали по черному корпусу. Капли дождя, который несет свежесть и прохладу, а не гниль и смрад.
Михаил Степанович дохромал до автомобиля, клацнул по брелоку, открывая двери, и забрался внутрь. Несколько минут он потратил на то, чтобы унять сотрясающую его дрожь, а потом нервно хохотнул. Вырвался! А ведь на минуту ему показалось… Он достал из бардачка сухую пачку и закурил, опуская стекло. Дым вскружил голову, но это головокружение принесло облегчение.
Он завел двигатель, включил передачу и вдруг застыл, увидев за деревьями суматошно петляющего давешнего оборванца.
Етить твою, Максимка, - выругался Михаил, открыл дверь и проорал - Сюда давай, поехали!
***
Машина мчала по трассе, иногда наезжая на лужи и задорно окатывая придорожную траву дождевой водой. В салоне грела печь, мягко пищало радио, вещая последние известия в мире. Вот впереди показался синий указатель с надписью, указывающий близлежащий населенный пункт. Около него Михаил затормозил и повернулся к пассажиру, который с видом счастливого идиота, разглядывал окрестности.
- Ну, как и обещал – довез. Дальше сам. Вон, иди в деревню, там полиция, скорая. В дурку определят, наверное. А меня забудь. И все что было с тобой - лучше тоже забудь, - с этими словами водитель перевалился через соседнее сиденье, щелкнул ручку и открыл дверцу.
Спасибо, - пробормотал парень и, выйдя, остановился на обочине. На нем был один из старых походных костюмов Михаила, плечи зябко кутались в одеяло.
Дверь захлопнулась, двигатель взревел, и внедорожник унесся вперёд. В зеркало было видно, как одинокая, растерянная фигурка отдаляется, исчезает за горизонтом, растворяется в лучах рассвета. Водитель перевел взгляд на дорогу и тихо произнёс:
Из метро Марк вывел Велеса в раннее, но ещё тёмное утро. Рассветёт часа через два, а то и позже. Сейчас самые длинные ночи. Улицы уже начали заполняться людьми. Дворники скребли тротуары. Марк довёл его до новостройки возле небольшого парка. У подъезда Велес набрал продиктованный код домофона, поднялся на пятнадцатый этаж. Там Марк ненадолго снова стал призрачным и прошёл сквозь дверь. Через пару минут он открыл её изнутри.
— Как я и думал, никто сюда не добрался… Так что проходи-располагайся. Можешь не разуваться.
— Это твоя квартира? — спросил Огнецвет, перешагивая порог.
— Ага… Была.
— А если кто-то придёт? Ну, что-то взять…
Велес не договорил, но Марк его понял.
— Если ты про похороны, то полиция ещё собирает пазлы из моих частей, — едко усмехнулся он. — Да и у родителей пока другие заботы, чем проверка внепланового наследства.
Огнецвет прошёл следом за ним на кухню. Там Марк включил подсветку под навесным шкафом. Густая темнота превратилась в мягкий полумрак. Велес сел на стул. Молча смотрел, как Марк зачем-то выплеснул воду из электрического чайника, налил свежей, щёлкнул кнопкой. Чайник засветился синим и тихонько зашумел. Марк снова создавал иллюзию жизни, а говорить ему о бессмысленности его действий язык не повернулся.
Так они и просидели до рассвета. Марк рассказал, что отомстил своим убийцам. Всем, кроме одного, который сам в чём-то оказался жертвой. А Огнецвет поделился историей про доброго ведуна, ставшего из-за ошибки людей неупокоенным духом.
Когда за окном совсем посветлело, Велес сквозь посмертие шагнул в пустую и замёрзшую деревню. Через пару секунд рядом появился Марк. А в далёкой квартире о незваных гостях напоминал только нетронутый, остывающий чайник на кухне.
Велес смотрел на запорошённые снегом останки домов. За минувшее время они обвалилась ещё больше, а лес подступил вплотную, словно хотел навсегда скрыть от людских глаз отравленное злобой место. Утопая в снегу, Огнецвет обошёл дом и побрёл туда, где он в прошлую свою командировку разбил деревянный столб-жертвенник. Оттуда много лет назад начался его короткий путь к смерти. Чутьё подсказывало, что там и надо начинать поиск погибших.
— Тебе там как, холодком не повеяло? — с ухмылкой поинтересовался Велес.
— Нет, — отозвался Марк.
— Ну отлично, значит, пойдём гулять по лесу — искать подснежники, души и чёрта лысого.
Огнецвет повернулся к деревьям, но Марк схватил его за рукав.
— Подожди… Есть что-то другое. Как будто… не знаю… давит. Подчиняет. Если это души, может, я смогу их почувствовать лучше, если буду такой же, как они.
— А это не опасно для тебя? — с сомнением спросил Велес.
— Проверим. Ну или тебе опять придётся меня спасать.
Огнецвет хмыкнул. В памяти, как нарочно, всплыло спасение подростка-медиума от лесной ведьмы, и что из этого получилось. Марку, может, и сложнее навредить, чем живым людям, но кто знает, на что ещё способны такие души. Пока он молчал, Марк вернулся в призрачное состояние.
— Это ощущение стало сильнее. Похоже… Знаешь, как будто надо куда-то бежать или идти, но не понимаешь, куда.
— Тогда я предлагаю подождать, пока…
Велес не договорил, заметив, что Марк снова схватил его за рукав куртки, но рука прошла насквозь.
— Они здесь… — еле слышно прошептал он. — Я их чувствую.
Спустя несколько мгновений Огнецвет понял, о чём тот говорил. Между деревьев заклубился туман Он пробивался сквозь белое полотно тёмными клочьями. Нетронутый снег покрылся чёрными разводами, как весной, когда грязь и земля проступают наружу. А из мглы медленно собирались фигуры — души, которые Огнецвет однажды уже видел. В истлевших рубахах с вышивкой, с нечеловеческими лицами. Они воплощались без единого звука и так же молча надвигались на них с безумными глазами и разинутыми в безмолвном крике ртами. Они не шли в обычном, человеческом понимании — скользили по снегу, вытянув перед собой бесплотные руки.
От такого зрелища по спине пробежал холодок.
— Их всех здесь убили? — потрясённо спросил Марк.
— Да, — мрачно ответил Огнецвет, не отводя взгляда от выстроившегося вокруг него хоровода призраков.
В сознании стукнулась мысль о болезненном сходстве с прошлым. Он снова оказался рядом с жертвенником, а возле него кругом столпились не то сами жертвы, не то тени безумных убийц. Велесу даже почудилось, что взгляд у душ такой же недобрый как у Чернолесовских.
— Велес… — вдруг позвал Марк и быстро добавил, — что-то не так…
— Ты о чём?
— Пока не понимаю… Как будто чей-то голос в голове… Ты не слышишь?
— Нет.
Под хмурым взглядом Огнецвета круг разомкнулся. Вперёд выступила мужская фигура. Этот призрак отличался от остальных. У него не было ни ритуальной одежды, ни искажённого лица, но, увидев его, Велес содрогнулся. Он узнал дядю Славу, бесплатно подбросившего на тот свет. Недолгое замешательство сменилось чёрной злостью.
— Неужели тебя, мразь, свои же здесь прикопали? — процедил сквозь зубы Огнецвет.
Дядя Слава не ответил. На призрачном лице промелькнуло выражение недоброй радости и торжества, словно он знал, что его жертва вернётся. Он двинулся вперёд — спокойно, уверенно. Как обычный человек. Души за его спиной колыхнулись, словно по воде прошла рябь.
— Я тебя упокою, тварь, — снова заговорил Велес. — А их освобожу.
Лицо дяди Славы перечеркнула злая ухмылка. Он поднял вверх правую руку, и души закружились в хороводе. Как много лет назад раздались голоса.
— Темновит, Темновит, Темновит…
Огнецвет на мгновение опешил. Он же помнил, что деревенские были безумными убийцами, а души — всего лишь их жертвами. Неужели силы воли этого Чернолесовского урода осталось достаточно, чтобы подчинить их? Призраки кружили как люди в последние часы жизни Велеса. Приближались и отдалялись словно морской прибой, повторяя одно-единственное слово “Темновит”. Рядом замер притихший Марк.
Он быстро шагнул к дяде Славе и схватил его за грудки.
— Думаешь, у тебя по-прежнему есть какая-то власть? Да нет у тебя нихера!
Из-под снега пробились лозы. Плеснуло алым — как кровью на белый снег. Пространство вокруг Велеса задрожало и пошло рябью, границы миров снова смешались. На пороге окончательного забвения дядя Слава принял свой настоящий посмертный облик. Огнецвет крепко держал обугленного до черноты человека, а тот смотрел на него пустыми глазницами и тянул скрюченные пальцы. Велес с силой швырнул его в мир мёртвых. Когда дядя Слава рассыпался пылью, он ничего не почувствовал. Ни удовлетворения от запоздалой мести, ни отголоска злой радости. Да и разве это месть? Он всего лишь мусор из лесу вынес.
Огнецвет обвёл медленным взглядом замершие души.
— Уходите, — скомандовал он. — Если что ещё осталось человеческого, уходите!
Среди призраков пронёсся протяжный многоголосый вздох, будто они впервые обрели голос. Они текуче ринулись в алое безмолвие, а Велес отстранённо заметил, что за ними тянутся тёмные полосы — словно стекала грязь, который их успел заразить дядя Слава. Рядом замелькали лица. Теперь уже спокойные. Их мучительная агония наконец закончилась, наступил долгожданный покой. Огнецвет смотрел, как души потоком несутся к забвению, пока не услышал голос Марка. Из посмертия.
— Велес!
В алом тумане рядом с ним распадались призраки. Как только они переходили на ту сторону, таяли словно свечной воск. Такая же участь грозила и Марку. Он смотрел на Велеса испуганным взглядом, но не мог и пошевелиться. Огнецвет резко шагнул в посмертие и рывком вытащил его обратно в сгоревшую деревню, закрывая брешь в мирах.
— А ты как там оказался?
— Души… затянули… — с усилием выдохнул Марк. — Спасибо… Отвратительное ощущение… Оно так и будет? Ну… потом.
— Нет, — покачал головой Велес. — Вспомни бабку из метро. Её так не крючило, потому что она сама зашла. С принятием. А ты не хотел прямо сейчас уходить. Тебе туда только со мной можно, тогда не заденет.
— Сказала бы она тебе за “бабку”... — беззлобно усмехнулся Марк.
— Лучше пусть кто-нибудь скажет, куда дальше идти, — хмуро ответил Огнецвет. — А то чувствую себя слепым.
Он помолчал и, не глядя на напарника, добавил.
— Прямо перед смертью случай был… Пришла задача ударить по опорнику чехов. Отработали, летим обратно в серой зоне. Заметил движение внизу… Кто-то шкерился между деревьев, а наших там не должно быть. Запросил в штабе — нихрена. Ну, я развернулся. Раз своих нет, значит чужие. Заходим для удара, и в последний момент увидел, как из зелёнки выскочил солдат. Бежал нам навстречу и махал над головой рубахой. Я едва успел сказать штурману, чтобы не стрелял. Если бы не тот паренёк, мы бы там всех положили.
Велес повернулся к Марку.
— Были уже такие случаи. Связи нет, из вертушки нихера не видно. Только я не думал, что сам чуть не вляпаюсь в такую штуку, — он дёрнул уголком рта и покачал головой. — Мне эти игры с “угадай цель по очередной ерунде” просто поперёк горла. Я не понимаю, кто в них свой, а кто нет. Когда попал сюда в первый раз, эти души были всего лишь жертвами. Я же видел их перед тем, как сам отъехал. А сейчас если бы они напали… Что мне надо было делать? Затащить всех в посмертие? Или оставить здесь, но уже без этого уёбка?
— Видимо, как с теми солдатами… Решение за тобой.
— Да в гробу я видел такие решения!
Марк дотронулся до его плеча.
— Может, тебе надо слегка выдохнуть? Никуда не бежать и не искать прямо сейчас следующую цель. Возвращаться на место своей смерти — такое себе. Это я тебе со знанием дела говорю, — он слабо улыбнулся. — Моя квартира по-прежнему пустая. Можно перевести дух, а там, кто знает, вдруг тебе наводку подкинут.
Предложение Марка подкупало. Внутри против воли бушевала злая досада. Сколько бы Велес ни уверял себя, что смирился и идёт всем наперекор, не было у него времени по-нормальному осознать свою смерть. Его вытаскивали из гроба, бросали на задачу, а потом укладывали обратно, прикрывая тяжеленной крышкой в виде пролетевших лет. Как оружие в кобуру или инструмент в чехол. Он корил Марка, что тот отказывался поверить в завершение пути, а сам ничем от него не отличался.
— А водка у тебя есть? — поворачиваясь к нему, неожиданно сам для себя спросил Огнецвет. — Я бы выпил стопку. За нас обоих — не чокаясь.
— “Бехеревка” есть. Та же водка, но на травах.
— Ну тогда погнали.
Воздух вокруг послушно задрожал. Велес косо глянул на напарника — думал, что тот останется в деревне, чтобы потом появиться рядом, но Марк шагнул в посмертие вместе с ним. На секунду перед глазами повис привычный алый туман. А когда он развеялся, вместо уже знакомой кухни они оказались возле старой церкви с выбитыми окнами и сломанным крестом на куполе.
— Это не я нас сюда перенёс… — медленно произнёс Огнецвет, оглядываясь по сторонам. — И здесь явно что-то не так… Даже я чувствую.
— В других обстоятельствах я бы предложил валить отсюда как можно быстрее… — тут же отозвался Марк.
— Ты, главное, не лезь, — предупредил Велес. — Я-то могу звёздочку на каждую свою смерть рисовать, а вот с тобой сложнее. Поэтому… Давай-ка ты меня вообще здесь подождёшь.
На лице напарника он сразу увидел все его мысли по этому поводу.
— А что мне терять? — колко заметил Марк. — Ну убьют и чего?
— Тебе ничего, а мне потом в одну морду шататься и тупить на каждом шагу. Ты же у меня как штурман, а экипаж надо беречь. Поэтому стой здесь, а я схожу проверю. Если что, позову.
Марк наградил его красноречивым взглядом, но спорить не стал. А Огнецвет зашагал к заброшенной церкви. К ней почти вплотную подбиралось заметённое снегом кладбище. Тоже давно покинутое. Только метрах в стах темнело что-то похожее на открытую могилу. Чем ближе Велес подходил к зданию, тем тяжелее становилось. Наверное, что-то такое чувствовал Марк в Чернолесове. Здесь не просто давило — пролезало прямиком в сознание. Огнецвет словно оказался в закрытой могиле, из которой не выбраться.
Утопая в снегу, он обошёл церковь, подсознательно ожидая, что вот-вот начнётся очередная хрень. Из провала без дверей вылетит злобный призрак, со всех сторон полезут мертецы или просто крыша рухнет и погребёт его под обломками. Но ничего не происходило, несмотря на усиливающееся на душе тяжёлое чувство. Велес осмотрелся. Он не увидел ни одной иконы. Потолок купола закоптили или закрасили чёрным. Возле входа в алтарную часть на прямоугольном панихидном столе горели свечи. Велес редко бывал в церкви, но помнил, что заупокойный подсвечник должен стоять в другом месте. Приглядевшись, он заметил, что и свечи горят неестественно. Огоньки трепетали и чадили, но воск не плавился. Пока Огнецвет рассматривал убранство церкви, одна из незажжённых свечей разгорелась сама по себе. И в тот же момент он почувствовал острую боль — такую сильную, что даже дышать стало сложно. И это ощущение пришло от Марка.
Велес выругался и ринулся обратно. Возле первых могил он увидел лежащего на снегу Марка, а рядом с ним — похожее на разлагающийся труп существо. Оно склонилось над Марком и пожирало его, зачерпывая из него истлевшим руками что-то алое и пульсирующее, но не кровь. Словно саму душу. А бессознательный Марк становился все бледнее, будто растворялся.
— А ну отошёл от него! — на бегу заорал Огнецвет.
Подскочил к живому трупу и рывком отшвырнул его прочь. Хотел сразу забросить в посмертие, но вопреки ожиданием безмолвие не откликнулось. Существо издало звук, похожий на смешок.
— Не хватает с-силёнок, — по-змеиному просвистело оно. — Оба ос-станетес-сь моими.
— Да хер тебе по всей роже, — огрызнулся Велес.
Бегло глянул на Марка. Тот по-прежнему недвижимо лежал на снегу и никак не ощущался. Огнецвет скрипнул зубами и впился тяжёлым взглядом в труп. Ладно, раз не получилось выкинуть как дядю Славу, значит, будет разбираться по старинке.
— Ты вс-сего лишь один, — откликнулось на его мысли существо. — С-станешь час-стью меня. Как и вс-се до тебя.
— А я не все, — процедил сквозь зубы Огнецвет.
Труп кинулся на него с нечеловеческой скоростью. Дохнуло смрадом разложения. Обожгло болью. Существо всего лишь дотронулось, а заломило так, что в другой жизни Велес уже полез бы за шприцом с промедолом.
— Сука, — на выдохе прошипел Огнецвет. — Ну щас я тебя упокою…
Одной рукой он схватил труп за шею и чуть не заорал от боли. Тут же оттолкнул от себя мертвеца, пытаясь продышаться. Перед глазами плавали чёрно-алые пятна.
— Нравитс-ся?
Велес со свистом втянул холодный воздух. Вот же подстава… Этой мразоте даже ничего делать не нужно. Стоит только к ней прикоснуться, ощущения шарашили, как автоматной очередью прошило. Тяжело дыша, он смотрел на мертвеца. Ну ладно, раз такие дела, всё равно придётся выполнять поставленную задачу. Главное, не вырубиться от болевого шока, а с остальным он уж как-нибудь справится.
— Зря радуешься, — коротко обронил Огнецвет. — Всё равно сдохнешь.
Он первым набросился на труп. Стиснув зубы от пронизывающей боли, пробил в шею, схватил за груди и швырнул на землю. Со всей силы ударил в грудь. Бил снова и снова, пока не почувствовал как треснули истлевшие рёбра, хрупкие как сухое дерево. Велес почти наощупь дотянулся до сердца и раздавил его ладонью. Существо издало душераздирающий крик. Огнецвета ошпарило такой сильной болью, что он чудом остался в сознании, но обессиленно упал рядом. Ускользающим взглядом увидел, как во все стороны плеснуло красным. Не кровью — всё той же энергией или материей, которую оно выжирало из Марка.
Огнецвет нечеловеческим усилием заставил себя подняться на ноги. Боль прошла, но его всё ещё слегка потряхивало от пережитого. А где-то на задворках сознания скреблась поганая мысль — как-то всё слишком просто закончилось. Даже несмотря на то, что он чуть не отъехал от болевого шока. Велес с трудом сфокусировал взгляд на трупе и увидел только иссхохший скелет. Он зло сплюнул под ноги и поспешил к Марку. Тот уже очнулся и сидел на снегу, обхватив руками голову.
— Порядок? — спросил Велес, протягивая ему руку.
— Более-менее, — отозвался Марк и, ухватившись за чужую ладонь, встал на ноги. — Он как-то внезапно появился и сразу начал меня жрать.
— Ну больше он никого не сожрёт… А я надеюсь, что теперь нам разрешат устроить перекур. Сейчас только одну вещь проверю…
Огнецвет посмотрел в сторону темнеющей неподалёку открытой могилы. Будь она на обычном кладбище, в ней было бы мало удивительного. Но выкопанная на покинутом погосте, она словно ждала их и не предвещала ничего хорошего. Велес добрался до ямы и замер на месте. Рядом с открытой могилой лежала книга — Марк Вейнер,“Сквозь меня прорастут деревья”. Велес непонимающе посмотрел на Марка.
— Это же… твоя? — зачем-то всё равно уточнил он.
Тот молча кивнул и как-то ободряюще улыбнулся одним уголком рта. Огнецвет нахмурился. Бессмыслица какая-то. Его искреннее недоумение смешалось с исходящим от напарника ощущением обречённости и принятия, словно тот оказался прозорливее. Велес это истолковал по-своему.
— Я не понимаю. Ты что ли мне должен сказать, кого дальше искать?
— А чего тут понимать? — мягко отозвался Марк. — Я и есть следующий.
Огнецвет с раздражением на него посмотрел и тряхнул головой.
— Да ну нет, херню несёшь… Ты-то здесь причём?
— Сам подумай. Фотка привела к тоннелю, рисунок — к жертвеннику. А книга… ко мне.
Велес тупо подошёл поближе к книге, словно та могла дать ему подтверждение или опровержение сказанной ерунды. Ничего не произошло. А внутри нарастало неприятное осознание, что Марк ведь прав. Он тоже был душой, которой давным давно нужно было уйти. Ещё до того, как они снова встретились в мире живых. Каждый понимал, что их недолгая дорога на двоих — всего лишь отсрочка, и в конце пути Марк отправится в окончательное забвение. Но Огнецвет совсем иначе представлял этот момент. Осознанным выбором самого Марка, а не приказом выбросить на тот свет человека, который всё это время был рядом. Велес обернулся.
— Ну тогда я подожду подтверждения цели. А то у меня, знаешь ли, какой-то херовый наводчик.
— Зачем? — со усталым вздохом спросил Марк. — Всё же и так очевидно.
— А мне вот нихера не очевидно! — зло огрызнулся Огнецвет. — То есть ты мне всё это время помогал. С Чернолесовскими я бы вообще без тебя не справился. А сейчас мне с какого-то перепуга тебя надо забросить в посмертие? Интересно девки пляшут.
— Да какая уже разница, как уходить? Самому или нет? Проводишь как ту старушку в метро и всё.
Марк попытался улыбнуться. Велес ответил мрачным взглядом.
— Я провожу, не вопрос. Если ты, как та самая старушка, сам решишь, что засиделся, а не потому что кто-то извне так сказал.
Налетел шквалистый ветер, поднял с земли снежную крошку. Повеяло холодом — другим, не из этого мира. Из вьюги проступила человеческая фигура. В ней Велес узнал погибшую берегиню, но это был всего лишь облик, за которым скрывалось совсем другое существо. Взгляд выдавал — холодный как лёд, бесстрастный. Пока она шла к ним, снежный вихрь успокоился. Остался лишь неприятный и пронизывающий холод.
— Исполни волю своего покровителя, изгони последнюю душу, — гулко произнесла берегиня.
От её слов сердце окатило несправедливостью — хорошо знакомой из прошлой жизни. В смерти в принципе мало справедливости, а вот в предательстве её нет совсем.
— Значит, наводчик у меня всё-таки говно, — усмехнулся Велес. — А чего он сам не пришёл?
— Исполни его волю, — повторила берегиня, — и снова будешь жить.
— Погоди… — подал голос Марк. — Тебе жизнь обещали? Если ты все души соберёшь…
Теперь уже Марк смотрел на него как на полоумного.
— И ты ещё думаешь? Я же всё равно…
— А ну тихо! — рявкнул Велес и зло в никуда добавил. — Да что же мне так не везёт-то, дважды на одни и те же грабли.
Он повернулся к берегине.
— То есть, чтобы помочь мне утихомирить Чернолесовские души, он был нужен, а теперь можно и в расход? Передай своему покровителю, что ничем он не лучше той твари из леса. Мне, значит, чтобы спасти свою шкуру, надо снова кого-то предать? Да пошли вы оба нахер!
— Велес…
— А ты не лезь!
Огнецвет сверлил злым взглядом берегиню. Не так он ещё вчера представлял себе это счастливый момент. Да и нехера он не счастливый. Снова пытаются в говне утопить.
— Почему? — всё-таки спросил Велес. — В чём, блядь, великий смысл, что я должен спровадить его на тот свет прямо сейчас?
— Иначе он станет таким же навьим, как тот, кого ты изгнал последним.
— Ну охренеть у вас аргументы, — зло рассмеялся Огнецвет. — Это в хрустальном шаре посмотрели или кости раскинули? А я вот не верю, что он превратится в навьего. И что, кто из нас прав?
— У мёртвой души нет иного пути. Покровитель видит и прошлое, и грядущее.
Велес злился. В первую очередь на себя — надо было с самого начала слиться с этой дурацкой службы. Искал бы этот хренов покровитель другого дурака по вызову. Успокаивало только то, что за недолгие вылазки он сделал что-то полезное. Как солдат он понимал, что приказы не обсуждаются… Но, сука, не такие же! Огнецвет мрачно смотрел на берегиню. В её непроницаемых глазах он видел незаслуженный приговор. Это от самого Велеса-то! Бога справедливости… А может и не он его с того света дёрнул. Ему же никто не докладывал. Огнецвет мысленно прокрутил слова берегини. Марк — злобный навий дух? Не мог он в это поверить. Вообще никак. Из-за причуд посмертия он знал Марка как давнего друга или даже брата. Да, время меняло людей. Существование в виде призрака тоже могло вдарить по мозгам, но прямо сейчас поверить в такое не получалось.
Огнецвет глубоко вдохнул.
— Я в это не верю, но допустим. То есть, расклад, получается, такой: одного надо выкинуть, чтобы он не озлобился, а второго воскресить.
Берегиня промолчала. Велес пошарил по карманам. Пачка сигарет нашлась в правом. Он последние несколько лет стрессак только и глушил сигаретами. По его ощущению времени он совсем недавно сидел на взлётно-посадочной и курил после того как чудом спас вертолёт. Вроде шёл на низком эшелоне, а эти черти жахнули “стингером”. Чуть двухсотым в отпуск не уехал. Кто же мог представить, что он по дороге домой встретит добрячка из Чернолесова. А потом всё вообще хрен знает куда пошло.
Огнецвет смял пачку и сунул обратно в карман. Не успеет уже выкурить свою последнюю.
— Ну раз такое дело… Значит, я уйду, — он хмыкнул и кивком головы показал на Марка. — А его воскрешайте. Тогда и не озлобится.
— Ты совсем рехнулся! — тут же встрял Марк. — Ты зачем…
— Затем, — перебил его Велес. — Тебе есть, к кому возвращаться. А мне куда? Для меня пару дней назад был девяносто шестой. Некуда мне идти да и, главное… зачем? Я, может, и хотел выжить всем назло, но раз уж там всё повернулось, надо принимать правильные решения.
Он посмотрел на берегиню.
— Такова твоя воля? — спросила она, прежде чем Велес успел к ней обратиться.
— Нет! — вместо него упрямо ответил Марк.
Схватил его за плечи и как следует встряхнул.
— Ты совсем дурак?! Ты что творишь? Тебе жизнь предлагают, а ты раскидываешься. Ты её больше всех заслужил!
— Да всё нормально, Марик. Мне первый раз что ли со смертью хороводы водить? Я и так на двадцать пять лет опоздал. Самая что ни на есть застрявшая душа.
Огнецвет криво улыбнулся и мягко отстранил от себя Марка. Перевёл взгляд на берегиню.
— Да, такова моя воля. Его к живым, а меня на покой.
Он хотел сам привычно уйти в посмертие. Шагнул назад, но вместо алого безмолвия оказался на краю могилы. Земля под ногами посыпалась. Огнецвет, неловко взмахнув руками, съехал вниз. Несильно приложился спиной о мёрзлую стенку ямы. А потом всё вокруг наполнилось непроглядной темнотой. В голове слегка зазвенело, словно от перегрузки. Сквозь звон как издалека долетел крик Марка. Вот же он неугомонный, всё спорил с существом, для кого все они всего лишь бьющиеся в стекло мухи…
Накатила не то слабость, не то лёгкость — не пугающая, а приятная, умиротворяющая. Его потащило в вечный сон. Не вышло у него посмотреть на новый мир и выжить всем назло, но решение ощущалось правильным. Кому, как не ему вызвать огонь на себя и бросить последний вызов?
Огнецвет слабо улыбнулся, закрыл глаза. Как и двадцать пять лет назад на рассвете у лесного озера.
В лицо дохнуло холодом. Обожгло снежной крошкой. Огнецвет зажмурился, машинально потянулся прикрыть рукой глаза и вздрогнул от рёва автомобильного гудка. В метре от него по дороге проехал снегоуборщик. Велес запоздало отшатнулся назад, но его всё равно обдало кашей из снега и грязи. Он тихо выругался и огляделся по сторонам — его выбросило на тротуар возле дороги. Рядом ни одной живой души. Только застывшие в безмолвии зимней ночи спящие многоэтажки с редкими светлячками горящих окон.
— А чего сразу не под колёса? — в никуда спросил Велес.
Он набросил на голову капюшон с меховой опушкой, сунул руки в карманы и медленно побрёл вдоль дороги. Огнецвет не знал, куда идти. Инструкций он пока не получил, но по-прежнему держался мысли, что если их не последует, то вернётся, откуда пришёл. В сознании беспокойно ворочались остатки странного сна. Обычно в посмертии ничего не происходило. Его выключало, а потом выкидывало обратно, но в этот раз Велес так хорошо запомнил сон про угодившего в ловушку безвременья погибшего парня. И всё ощущалось настолько реальным, что он до сих пор смутно надеялся, что пленнику из сна удалось обрести покой.
Огнецвет вдохнул морозный воздух. По-прежнему ничего не происходило. Он решил, что подождёт немного где-нибудь в тепле, а потом обратно — в посмертие на боковую. Может, ещё что интересное пригрезится. Велес шёл по ночной улице, с неподдельным интересом разглядывая всё вокруг. Старался не думать, сколько лет прошло с тех пор, как побывал в сгоревшем Чернолесове, но понимал, что много. Он проводил взглядом проехавший по дороге автобус с выключенным светом в салоне и огромной надписью на боку “Это электробус”. В его время таких не было. Да и вообще удивительно, как это — автобус от электричества, но без проводов, как у троллейбуса. Огромные рекламные экраны вдоль дороги в его девяносто шестом показались бы настоящей фантастикой. Вдалеке виднелось сверкающее огнями здание. Наверное, какой-то магазин, или как они сейчас назывались. Его словно нарочно выкинуло где-то в спальном районе, чтобы он слегка попривык к новому времени. Велес поневоле всё сравнивал с прошлым. Сразу вспомнился универсам рядом с родительским домом. Сколько раз он ни приезжал в отпуск, на вывеске всегда не горела какая-нибудь буква. Разглядывая изменения, Велес ощущал страх не вписаться в новую реальность, а вместе с ним — искреннее любопытство и упрямство. Он попробует — когда-нибудь. В ответ на размышления в сознании прозвучал гулкий голос.
“В последний раз ты здесь. Справишься — отпущу, как обещал”.
Огнецвет застыл на месте. Сердце сразу забилось быстрее, а в голове затрепыхалась одна-единственная мысль — неужели всё? Неужели он, наконец, отслужил свою загробно-запасную?
“Если справишься, — осадил его щемящий сердце восторг голос. — Освободи осколки душ, накажи виновных, и будешь свободен”.
— Осколки? — переспросил Велес. — Это как?
“От некоторых остаётся лишь осколок. Малая часть души, обречённая на бесконечное страдание. Не всем везёт, как тебе, и не каждому выпадает шанс”.
Огнецвет мог бы поспорить насчёт того, как и где ему повезло за последние чёрт знает сколько лет, но ощущение близкой свободы перебило всё. Да, он понимал, что сначала придётся отпахать. Может, год или даже два. Кто знает, сколько таких осколков надо разыскать, но для него это стало конкретной вехой вместо абстрактного “Отслужишь — вернёшься”. Подсознательно он чувствовал пришедшее извне знание, что ему больше не придётся никогда возвращаться в посмертие. Его служба теперь будет здесь, среди живых, пока не закончится.
“Освободи, кого я скажу. Накажи тех, кто заслуживает. Изгони того, кто опасен, и будешь жить”.
— Ну раз так… — глухо произнёс Огнецвет. — Говори, где искать.
Ответ прозвучал не в голове, как обычно, а за спиной. И совсем не тот, на который он рассчитывал.
— А я думал, это только я люблю поговорить сам с собой.
Голос показался совсем знакомым. Велес уже его слышал — в странном сне. Он обернулся и увидел того самого призрака. Тот стоял в паре метров от него. Точно такой же, каким он его запомнил.
— Ты? — с удивлением выдохнул Огнецвет. — То есть это был не сон?
— Хотел бы я, чтобы всё было просто стрёмным кошмаром, но нет.
На первый взгляд, Марк выглядел как живой человек или хотя бы такой же вернувшийся мертвяк, как Велес. Если бы не летящий сквозь него снег. Огнецвет подошёл поближе и попытался до него дотронуться. Рука прошла насквозь. Марк криво улыбнулся.
— В том мире мы были на более равных условиях. А здесь я всего лишь призрак, — он помолчал и уклончиво добавил. — С небольшими исключениями…
Огнецвет нахмурился. Значит, въевшиеся в подсознание события и образы не были сном. Он на самом деле каким-то образом очнулся в своём забытьи, чтобы помочь Марку выбраться. Только вот покой тот почему-то не обрёл и снова ошивался неприкаянной душой.
— Почему ты до сих пор здесь? — спросил Велес.
— Ну… — Марк вздохнул и на пару секунд отвёл взгляд. — Я хотел уйти. Правда. Сделать, как ты говорил, но… В самый последний момент почувствовал, что ты тоже вернулся…
— И что? Соскочил с поезда на тот свет, чтобы со мной поздороваться?
В глазах Марка промелькнула злая досада и растерянность.
— Да страшно мне стало! — он почти как живой схватился за голову и взъерошил волосы. — Ты даже не представляешь, как. Я… Я понимаю, что больше ничего не будет, но как представлю этот последний шаг, так и всё…
Далёким эхом до Велеса докатились чужие эмоции. Как в посмертии. Только тогда это воспринималось чем-то совершенно обычным, отвечающим законам мира, живущего хрен знает по каким правилам. В реальности ощущалось слегка странно — ловить страх и неловкость неприкаянного призрака, словно тот стыдился своего страха окончательно исчезнуть.
Марк опустил голову. Был бы осязаемым, Велес похлопал бы его плечу. Но раз законы этого мира действовали на них по разному, пришлось ограничиться словами.
— Нет, я понимаю, о чём ты, — сказал Огнецвет. — Только больше помочь уже ничем не могу.
— Да ты и так сделал достаточно, — едва слышно отозвался Марк.
Он посмотрел на него с тоскливой надеждой.
— Если ты здесь по какому-то делу, может, я могу тебе помочь? Ну или просто пошататься рядом. А потом разойдёмся. Ты, куда отправят, а я всё, с концами.
Велес промолчал. Язык не повернулся сказать, что ему только что обещали свободу и жизнь. Это как пить на глазах у умирающего от жажды.
— Меня же всё равно никто не видит, если я не… ну… не проявлюсь что ли, — продолжил Марк. — Иногда это получается. Мешать не буду.
— Ну пошли. Подскажешь что здесь и как, а то я на всё смотрю как баран на новые ворота. Я даже не знаю, какой сейчас год.
— А в каком ты был здесь в последний раз?
— В две тысячи восьмом.
По выражению лица призрака Огнецвет понял, что его ждёт очередное неприятное откровение, насколько далеко унеслось время.
— Сейчас двадцать первый, — тихо сказал Марк. — Шестнадцатое декабря двадцать первого года.
Велес отошёл в сторону и бездумно посмотрел на пустую дорогу. На столбах фонарей красиво светились завитушки. Он сначала и не понял, для чего они. А это украсили к Новому Году — в таком далёком году, про который он в своей жизни даже ни разу не думал. Чего уж, Велес так далеко никогда не загадывал. В его девяносто шестом было всё просто — сегодня ты живой, а завтра нет. Шмальнут снизу из гранатомёта или “Стингера” и всё, поминай как звали. Так и жил одним днём, пока не помер. Он задумался, живы ли родители. Если и дожили, то сейчас они совсем старенькие. Хотелось верить, что тот светловолосый одуванчик Славик из две тысячи восьмого стал им надёжной опорой.
— Ладно, — с усилием воли произнёс Велес и обернулся к Марку. — Будешь моим путеводителем по миру, в котором я нихера не знаю. Пока я какие-то души ищу…
От таких новостей невыносимо захотелось закурить. Он порылся карманам в поисках сигарет. Нашарил зажигалку и пачку сигарет. Не “Магна”, другие. Велес таких раньше не видел. За слюдяной обёрткой он заметил вложенный прямоугольный клочок бумаги, похожий на визитку, но без имени и номера телефона. С одной лишь картинкой пешеходного моста через дорогу. Зажав в зубах сигарету, Огнецвет чиркнул зажигалкой. Вытащил из пачки рисунок. Просто так в его карманы ничего не попадало. Пока он разглядывал очередной долбанный ребус, Марк подошёл поближе.
— Есть здесь такие поблизости? — спросил Велес, показывая рисунок.
— Да их по всему городу настроили, — ответил Марк и умолк, словно вспомнив что-то. — Погоди-ка…
Он огляделся по сторонам.
— Я понял, где мы,— сказал он и показал на пустой перекрёсток, — вон там слева за домами есть такой мост. Правда, с плохой историей.
— А за хорошими меня сюда не присылают, — мрачно отозвался Огнецвет. — Веди.
По дороге Марк рассказал, что где-то полгода назад с тогда ещё только строящегося перехода сбросилась девушка. Прямо под колеса грузовика. История запомнилась, потому что после самоубийства поднялся мощный информационный шум о связи погибшей с одной публичной персоной, но, как обычно, всё быстро замяли. Подходя к месту, Огнецвет уже был уверен, что эта девушка и есть первая душа или осколок, который ему надо найти. Другое дело, где её искать? Марк вон шатался, где хотел. В сознании вдруг всплыли Чернолесовские призраки и их искажённые, словно застывшие в вечной агонии лица. Они так и застряли в лесу, где сгинул Велес. Может, и эта обитала где-то неподалёку от места смерти.
Возле моста он увидел мужчину в яркой оранжевой жилетке поверх рабочей спецовки. Тот огляделся по сторонам и торопливо пошёл на другую сторону по дорожному полотну. Огнецвет перевёл взгляд на серую трубу перехода. В середине пластикового тоннеля мерцала неисправная лампочка. Он поднялся по лестнице. Рядом шёл Марк.
В переходе Велес увидел приклеенные к стене фотографии. Подошёл поближе. С них смотрела совсем молодая девушка: весёлая, улыбающаяся и живая.
— Обычно все фотки срывают, — подал голос Марк. — Эти ещё не успели.
— Срывают? Зачем?
— Ну как… Для дворников это обычный мусор.
В словах Марка была своя доля истины, но Велес всё равно не понимал. Даже нет, он понимал, а принять, что память могла быть всего лишь мусором, не получалось. Может, потому что от него самого ничего не осталось. Только имя в каком-нибудь чудом уцелевшем архиве и пустая могила.
— В твоё время было иначе? — спросил Марк.
— Моего времени больше нет, — сухо ответил Огнецвет.
Будь они оба живыми, за стаканом чего покрепче он, может, и рассказал бы, что и как тогда было — перемотанные в виде креста палки, памятные безделушки под чужим небом, пожелтевшие бумажные фотографии в альбомах. Потерявшиеся в пути редкие письма. Воспоминания в чьих-то сердцах. Из невесёлых размышлений выдернул погасший свет. На пару секунд всё затопила темнота, а потом замерцала та самая неисправная лампочка. Только вспыхивала она всё ярче и ярче, словно кто-то прибавлял ей мощность.
Вспышка, несколько мгновений черноты. Снова свет и следом — полумрак, в котором в трещинах между листами пластика тихонько выл ветер.
— Холодно стало… Чувствуешь? — тихо спросил Марк.
Смотря по сторонам, Велес не ответил. Холода он не ощущал. Вообще ничего, хотя вокруг всё кричало, что происходит какая-то хрень. Полыхнула вспышка. Такая яркая, что Велес невольно зажмурился. До светошумовой далеко, но всё равно неприятно — словно лучом прожектора резанули по глазам. В следующее мгновение его ощутимо дёрнули в сторону, и он выронил сигарету.
— Осторожней! — крикнул Марк, но Огнецвет уже и сам увидел.
Раздражающая лампочка словно выдохлась и мерцала тусклым светом. А там, где только что стоял Велес, темнел женский силуэт. Искривлённый, будто сломанный. Это была та самая девочка с фотографий, только мёртвая и озлобленная на весь мир.
— Сон-це све-тит нам в о-кон-це…
Голос прозвучал со всех сторону сразу.
— Льнёт на а-ло-е су-кон-це…
Призрак тягуче медленно повёл головой. Вправо, потом влево — дальше, чем позволяла человеческая физиология. Огнецвет замер на месте. Вот он — первый осколок. Озлобленная и искалеченная частичка души, застрявшая в мире живых. Велес бегло глянул на Марка — тот выглядел более материальным, чем прежде, но совершенно растерянным.
— Лу-чик, лу-чик, свет свой льёшь…
В долю секунды призрак оказался прямо рядом с ним.
— Ну а ты сей-час ум-рёшь…
Одновременно с последним словом раздался короткий и болезненный крик Марка. Огнецвет увидел, как призрак запустил в него руки, будто хотел вырвать сердце из грудной клетки, а Марк… просто застыл. Велес в пару шагов быстро оказался рядом. Сгрёб в охапку призрака и машинально отшвырнул в сторону. И сразу же понял, что сделал ошибку — не нужно было его отпускать. Призрак сразу же исчез.
— Рядом держись, — скомандовал Велес Марку.
Лампа опять начала ослепительно мигать. Огнецвет прищурил глаза, разглядывая то тут, то там возникающий силуэт.
— Сон-це све-тит нам…
На несколько очень долгих мгновений тоннель погрузился в полумрак. Стало слишком тихо, словно не было ни дороги с редкими машинами, ни звуков ночного города. Только неприятный и неестественно громкий треск разгорающейся лампочки.
— … в окон-це! — провыл призрак в лицо Огнецвета.
Велес вздрогнул. Вот теперь он почувствовал ледяной холод — как будто на него дохнуло из могилы. Усилием воли он остался на месте. Схватил призрака за шею, подсознательно ожидая, что в этот раз рука пройдёт насквозь, но тот словно воплотился от прикосновения. Ничего живого в девушке не осталось, ничего человеческого — тоже. Она издала звук, похожий на лязг железа об железо. Велес поморщился.
— Всё, хорош, набегалась.
Вокруг призрака колыхнулось алое безмолвие. Оно мягко его окружило. Оплело лозами. Перед тем, как всё исчезло, Огнецвет увидел, как изуродованное посмертной гримасой лицо девушки расслабилось. Она словно очнулась от затянувшегося кошмара, чтобы наконец забыться спокойным и вечным сном.
Велес обернулся к Марку. Тот по-прежнему застыл на одном месте. Огнецвет чувствовал его страх и сильное смятение.
— Ты чего?
Марк не ответил. Огнецвет подошёл к нему и с удивлением увидел, что не показалось — тот действительно стал вполне осязаемым как обычный человек. Велес дотронулся до его плеча и легонько встряхнул.
— Эй…
— Её считалочка, — тихо сказал Марк и посмотрел ему в глаза. — Она из моей книги.
— Ну и что?
— Просто странно. Человек умер, застрял и повторял слова, написанные другим мертвецом, который тоже еле выбрался из посмертия и до сих пор никак не сдохнет.
Велес окинул его внимательным взглядом. Марк нёс хрень, но больше тревожило другое. От него фонило безнадёгой. Почти как в посмертии.
— Она была в моём… — снова заговорил Марк, — ну, можно называть это фан-клубом. Мы с Элиной… подругой моей… приезжали сюда.
Даже без внезапно открывшейся эмпатии Огнецвет видел, что тот недоговаривает.
— В чём дело? Выкладывай. Мне же прилетает всё, что с тобой происходит.
— А вот это и хреново.
Марк помолчал. Вздохнул и продолжил.
— После возвращения я ничего не чувствую. Ни холода, ни усталости. Ну то есть вообще ничего. А здесь… Перед тем, как она появилась, стало холодно. По-настоящему. А потом очень больно, когда она вцепилась. Просто… Да кого я обманываю? Почувствовал себя на пару минут живым, вот и всё. Проехали.
Велес молча хлопнул его по плечу, в глубине души надеясь, что тот не заметит его неловкость. Мысль о грядущем возвращении вела сквозь любые проблемы и невзгоды, а Марк… Марк шёл в никуда.
— А как ты снова стал… ну… непризрачным?
— Я могу так делать. Сразу не стал, потому что… вдруг кто знакомый встретится. Вряд ли, конечно, но всё равно. Могу таким остаться, мне без разницы.
— Ты сказал, что почувствовал холод перед появлением призрака. Видимо, ты более чутко на них реагируешь, потому что я её заметил, только когда уже увидел.
Марк пожал плечами и невесело усмехнулся.
— Значит, моя компания будет не совсем бесполезной, — он помолчал и добавил. — А вот сделать я им ничего не могу. Не знаю, как с другими, но от этой меня словно парализовало…
— Нестрашно, зато я могу их отправить куда надо.
— И меня тоже можешь?
От Марка снова пришло странное ощущение. Что-то похожее на щемящее чувство светлой грусти, наполняющей сердце при просмотре старых фотографий тех, кто был дорог и близок, но кого уже давно нет.
— Ну только если сам попросишь, — коротко ответил Велес. — Ладно, пойдём отсюда. С одним разобрались, а где другого искать хрен знает…
— А я, кажется, знаю… — медленно произнёс Марк.
Он подошёл к стенке тоннеля, где под потолком по-прежнему устало моргала неисправная лампочка, и поднял с земли смятый листок бумаги. Маленький клочок со схематичным изображением похожего на тотем деревянного столба.
— Я видел его в твоих воспоминаниях, — сказал Марк, протягивая рисунок.
Велес с сомнением глянул на бумажку. Столб он тоже узнал. Видел его дважды и надеялся, что больше не придётся. В памяти живо всплыли слова неизвестного покровителя, что он вернётся в Чернолесово, но потом. Видимо, это “потом” наступило. Огнецвет смял листок и со злостью выбросил.
— Прямо сейчас я туда не пойду, — холодно отрезал он, а на вопросительный взгляд напарника добавил. — В две тысяча восьмом там была сгоревшая деревня посреди леса. Я не собираюсь шарахаться в темноте по колено в снегу.
Не дожидаясь ответа, Велес быстро пошёл в сторону лестницы и спустился на улицу. Сознание настойчиво грызла мысль, что кроме призраков где-то там бродит чудовище. И эхом на злость как извне пришло осознание, что монстра больше нет. Только кладбище и неупокоенные души, но легче от этого совсем не стало. Даже если там нет выдававшего себя за Темновита чёрта и нет людей, Огнецвет меньше всего хотел искать в кромешной тьме застрявших в вечной агонии призраков.
— Но туда ведь ещё нужно добраться… — сказал нагнавший его Марк. — К тому времени, как доедем, вообще, может заново стемнеть.
Огнецвет покачал головой.
— Я смогу попасть туда через посмертие. В этот раз мне слегка облегчили жизнь с перемещениями в пространстве. Это, правда, работает только с местами, про которые я точно знаю, но всё лучше, чем искать попутки отсюда до Твери, — он глянул на Марка. — Тебя я тоже смогу с собой прихватить, насчёт этого не волнуйся.
— Через посмертие? — уточнил Марк. — Нет уж, я лучше сам… Не горю желанием снова там оказаться.
— Автостопом поедешь? — поддел его Велес.
— Не, на ездовых собаках. А если серьёзно… Та штука, что мы слегка перемешались мозгами, до сих пор же работает. Поэтому я смог тебя найти. Второй раз, думаю, тоже получится.
— Ну раз так… Может, тогда придумаешь, где два мертвяка с перемешанными мозгами могут подождать до рассвета?
— Могу показать тебе город, если хочешь. Ну или просто где-нибудь пересидим.
Велес задумался, что он хотел бы увидеть в новом для него времени, чтобы эта новизна не выбила хрупкую уверенность, что он приспособится всему миру назло.
— Покажи мне метро, — попросил он. — У нас в Твери его не было. Не знаю, как сейчас. Может, построили. Мне всегда так нравилось Московское, когда я там бывал. Сейчас наверняка всё по-другому.
— Ты удивишься, насколько… — улыбнулся Марк. — Здесь недалеко есть конечная одной ветки. К открытию как раз дойдём.
Пока шли, он иногда брал на себя роль экскурсовода. Или эдакого просветителя для человека, вынырнувшего из прошлого века. Велес невольно припомнил старенький фильм про крокодила Данди. Ощущал он себя примерно так же. Особенно, когда они наконец добрались до станции метро. К тому времени Огнецвет продрог от пронизывающего ледяного ветра и мечтал поскорее погреться на платформе. Первой преградой на пути к теплу стал турникет. Велес помнил, что в него нужно бросить жетон, но сейчас всё выглядело совсем иначе. Он пошарил по карманам в поисках денег. Вытащил пару незнакомых купюр и протянул их Марку.
Они спустились на станцию. Велес зябко поёжился. Вот вроде мёртвый, а околел как живой. В прошлые разы ему больше везло с погодой. Он огляделся по сторонам и вздрогнул. На противоположной станции стояла пожилая женшина и смотрела прямо на него. Огнецвет мог поклясться, что секунду назад станция была абсолютно пустой. Старушка тем временем пошла прямиком к ним. Рядом шевельнулся Марк.
— Снова холод… — прошептал он.
Огнецвет шагнул в сторону, прикрывая его плечом — на случай, если божий одуванчик пенсионного возраста начнёт чудить как призрак в тоннеле.
— Здравствуйте, молодые люди, — бойко произнесла женщина строгим голосом учительницы с сорокалетним стажем.
Выглядела она так, словно пришла сюда прямиком из школьного кабинета — строгий коричневый костюм, стянутый в пучок седые волосы, очки на переносице. На воротнике Велес заметил белёсое пятнышко, словно она случайно дотронулась до одежды после того, как писала мелом на доске. Пока он её разглядывал, женщина тоже придирчиво осмотрела сначала его, потом Марка. На последнем задержала взгляд.
— Молодой человек, я для вас совершенно не опасна, незачем прятаться.
— Ага, все так говорят, — ответил Огнецвет вместо Марка. — А потом начинают всякую херню творить.
Женщина наградила его неодобрительным взглядом и покачала головой.
— Ну что же вы, юноша, так неподобающе выражаетесь.
— Жизнь такая, бабуль, — беззлобно усмехнулся Велес. — Ещё и не так заговоришь.
От “бабули” милая старушка скривилась, словно ей холодная вода попала на больной зуб, но быстро справилась и посмотрела на Велеса с покровительственным пониманием, будто перед ней стоял очередной шалопай, вздумавший побеситься во время урока.
— Как бы жизнь ни повернулась, нужно вести себя достойно, — назидательно сказала она.
— Сказал бы я, как она повернулась, только вам вряд ли понравится, — отозвался Огнецвет. — Мы как, разговоры будем вести, или дело у вас какое есть?
“Училка” неожиданно тепло улыбнулась, словно только что не журила его за бранное словечко.
— А как же, — она покрепче ухватила обеими руками пузатую сумочку. — Будьте любезны, юноша, проводите меня на тот свет. Так уж получилось, что я слегка засиделась. А незваный гость, сами знаете…
Старушка в упор посмотрела на Марка, но без осуждения. Скорее, как на двоечника, которому рано или поздно придётся выйти к доске и сознаться, что он не сделал домашку. Велес молча шагнул к ней и подставил локоть. “Училка” благодарно кивнула, аккуратно взяла его под руку. Вокруг привычно заалело. Огнецвет довёл женщину до размытой границы двух миров. Там она отпустила его руку, улыбнулась на прощание и последний шаг сделала одна. Окутавшая её красная дымка дрогнула и исчезла.
— Мне вот интересно, что из этого видели на камерах сотрудники метро… — пробормотал позади Марк.
— Ну раз никто не прибежал, то ничего, — отозвался Огнецвет.
Он помолчал и добавил.
— Легко с ней получилось. Странно только, что у меня насчёт этой бабули не было никаких инструкций.
— Зато у неё, видимо, были… Слушай, есть идея, где подождать до рассвета… Чтобы не мотаться на улице. Мне-то всё равно на холод, а тебе нет.
— Ну веди.
С грохотом на платформу ворвался поезд метро. Велес с любопытством разглядывал новый состав. Сначала снаружи, потом изнутри, пока тот с шумом нёсся по подземному тоннелю. Огнецвет долго рассматривал карту — удивился, как много проложили веток. А в Твери наверняка так и нет, хотя грозились построить ещё когда он был живой. Иногда заходили редкие пассажиры. Никто не обращал на них внимания. Для всех они были всего лишь двумя случайными прохожими. Люди видели одетого не по погоде типичного жителя столицы и восторженно глазеющего по сторонам провинциала, а не двух вырвавшихся с того света мертвецов.
Камил потянулся за своим боевым топором. Но боль оказалась такая сильная, что ноги подкосились. Он рухнул на каменную дорожку посреди сада. Не в силах сделать даже вдох. Стрела пробила его насквозь. Страх и ужас сковали льдом. Смерть подобралась потрясающе близко. Камил увидел, как из кустов позади вышел человек. В купеческих одеяниях и с длинным луком в руках. Позади него стоял второй человек, не решающийся высовываться из кустов полностью. Купцы, пришедшие сюда неделю назад на ночёвку?...
-- Попал.
-- Вижу.
-- Насквозь, ха! Урод, сдохни!
-- Уходим! Не высовывайся, увидят...
-- Дай добить ублюдка?
-- Уходим, тупица! Он сдохнет сам!! Стрела отравлена.
-- Рыцарь! – вдруг воскликнул лучник, с ужасом увидев бегущего через сад Железяку. -- Бежим!
-- А я тебе о чем говорю, идиот!
Купцы скрылись в зарослях. Камил слышал, как они бегут в сторону постоялого двора.
Камил попытался крикнуть. Созвать дружину. Получилось только захрипеть, забулькать кровью. Внутри будто растекался расплавленный метал.
Железяка ринулся за убийцами, но Камил его остановил. Одного Железяки будет мало, да и какой толк отправлять его в погоню...
Отравленная стрела?
Камил вытащил колбочку с изнаночным противоядием, которую таскал везде и всюду, опасаясь отравления. Это противоядие нейтрализует почти любой яд. Камил выпил снадобье. Никогда бы не подумал, что его отравят стрелой, а не едой… Оставалось надеяться, что яд у купцов был не на основе Изнанки – тогда противоядие окажется бессильно.
А кровь наполняла лёгкие. Пузырилась. Чёрт возьми!
Камил вывалил все колбочки. Положил их в окровавленную ладонь и принялся разглядывать. Ему сейчас пригодятся, наверное, все и сразу.
Он предугадывал подобное. Готовился к серьёзному ранению. И хорошо, что не только на масштабные битвы он берёт эти снадобья – но и таскает всюду даже в собственном доме… Паранойя? Здравый смысл! Шпионы князя всюду.
Камил выпил все колбочки, какие только были, кроме «слёз радости». Страшно. А если не сработает? Тогда он умрёт. В любом случае – рана очень тяжёлая. Даже для лекаря, владеющего силами Изнанки. Хорошо, что сердце не задели…
Он отрезал кинжалом наконечник стрелы.
-- Железяка… -- позвал Камил и крепко закусил зубами рукав. Латник подошёл к своему хозяину. И резким движением вырвал стрелу.
В глазах потемнело, посыпались искры. От боли Камил едва ли не потерял сознание. Но травяные настои уже успели придать ему сил достаточно, чтобы стерпеть адскую боль. Кровь хлынула из груди, но загущающее снадобье не даст потерять её слишком много. Кроветворящее же снадобье не даст ему умереть от кровопотерь. Ну или хотя бы замедлит путь на тот свет…
Железяка взвалил своего хозяина на руки. Нельзя было терять ни мгновения. Мертвец бросился бежать к ближайшему патрулю. А Камил уже мысленно приказал Дружине Смерти в подземельях выйти ближе к коридору. Но до конца не выводил – если потеряет сознание, то они останутся стоять посреди поместья… Послышался отчаянный лай сторожевых собак, их предсмертный скулёж.
Кто бы это мог быть? Купцы? Вряд ли это обычные купцы. Это наёмные убийцы. Нойманны? Очень похоже. Тогда следовало бы выводить всю мёртвую армию из подземелий, чтобы уничтожить святош. Но Камил сомневался. Это уж точно не в стиле Карла. Зачем ему это? Вернуть брата? Но ведь ему дали понять, что Вальд нашёл здесь своё счастье, а значит подобный шаг Карла был бы осуждён всеми. От окрестных баронов, до самих же аристократов из Святого Престола. Нет. Это определённо был не Карл. Он не глупец.
Откуда пришли эти купцы? Камил не мог вспомнить. Через его поместье, через постоялый двор купцов проходит великое множество. Они приносят много золото от пошлин, ведут здесь торговлю… Всех и не запомнишь.
А что, если кто-то решил подставить Нойманнов потому, что знал – первыми подозреваемыми окажутся именно они? Такой вариант тоже не следовало отрицать.
Но кто тогда, если не Нойманны?
Камил задумался. Он ведь нажил себе очень много врагов. И не только князь Искро мог бы подослать убийц. Хотя покушение выгоднее всего именно князю. Должно быть, это он и устроил всё. Миробоичи усиливаются. Это опасно для него.
Чтобы выяснить наверняка, нужно поймать наёмных убийц. Пока они не ушли.
-- Что с вами, милорд?! – воскликнули дружинники, совершавшие обход.
-- Наёмные убийцы… -- с трудом выдавил Камил. – Купцы… Купцы! Не дайте им уйти. Никого не упустите…. Всех поднять! Это приказ – всю дружину на уши…
Бойцы тут же принялись кричать, поднимать тревогу. Дружинники на стенах оживились. Патрули бросились прочёсывать поместье. Колокол в часовне гремел набат. Из казарм выходили сонные дружинники, удивлённые набатом. У всех первая мысль была – виноваты Нойманны. Кто же ещё…
Латники прибежали к Камилу. Самая надёжная охрана. А он всё ослабевал. Кровь не останавливалась и всё лилась, лилась, почти водопадом… стекала по латам Железяки на землю. С каждой минутой дышать становилось всё тяжелей. Отвары прибавляли сил. Но, видно, не надолго.
Прибежал обеспокоенный Ларс.
-- Никого не выпускать… -- сказал ему Камил. – Это купцы…
-- Чёрт возьми, ты совсем плох… Зовите лекаря! Лекаря!!
-- Поймайте убийц… голову расшибите себе… но поймайте!.. Это очень важно…
-- Поймаем, Камил, непременно!.. Лекаря сюда!
-- Толку от него… -- только и сказал Камил. Он чувствовал, как силы постепенно покидают его. Поэтому приказал Железякам отвести его в кабинет.
За ним следом увязался и старичок-лекарь, всё пытающийся остановить своего милорда, чтобы тот показал ему свои раны.
Прежде чем они добрались до коридоров – Камил услышал звон мечей со стены. И крики. Наёмные убийцы пытались вырваться из замка. И, похоже, с некоторым успехом. Хотелось ринуться следом за ними. Но толку будет мало.
-- Милорд… -- умолял лекарь, когда они пробрались в кабинет.
-- Смотри!.. – сказал ему Камил, показывая на серебристый сундучок с колбочками. – Пои меня этим!... ты меня понял?!... эти снадобья… только они спасут мне жизнь…
-- Но что это, милорд?
-- Делай… как я сказал…
-- Нужно совсем другое, милорд, а не ваши праздные игрушки! Доверьтесь мне, я знаю, что делать в таких случаях, нужно сперва остановить кровь тряпкой, промыть рану. Нужны целебные травы из леса, у меня есть небольшой запас…
Камил не помнил, успел ли он сказать «идиот». Потому что провалился в темноту.
В старую и уже знакомую фрактальную черноту.
Камил желал гнаться за убийцами. Всей душой своей он стремился к тому, чтобы подняться с постели, которую иногда ощущал под собой. Мокрая сырая постель, пропитанная кровью… Жар. И холод. Перед ним разворачивались бредовые видения. Сверкали многочисленные хищные пасти. Вразнобой моргали тысячи глаз, хнычущие кровью. Старая добрая Изнанка… Видения порой приобретали реалистичность. В них Камил мчался за убегающими «купцами». Сначала по стене, со стороны обрыва. Умирающие от ран дружинники корчились в агониях. Раненные стонали и просили о помощи. И верёвка, зацепленная за зубец стены, по которой вниз спустились убийцы. Они перебежали через ручей. И скрылись в лесу.
Камил пришёл в конюшню. И теперь седлал коня. Говорил дружинникам быть наготове и надёжно охранять раненного регента… странно. За собой он звал только самых толковых дружинников. С ним навязывались и Нойманны, но доверия к ним было мало. Он звал за собой друга-Хельга – чтобы тот помог им найти след, если купцы сильно оторвутся от погони.
Камил помнил, как несётся по кромешной ночной темноте верхом на лошади. Никого не видно. Луна скрылась за облаками… Идеальное время для того, чтобы уйти от погони. И тьма обволакивала его, словно одеяло – сырое и тяжёлое, тьма сбивала с пути, сверкала бесконечными тревожными фракталами, беспрестанно изменяющими свои формы. Фракталы образовывали сложнейшие и непостижимые разуму формы. Они хотели ему что-то сказать. Если бы он умел их читать… Они уносили его куда-то очень далеко…
-- Он умирает! – послышался далёкий голос Вальдемара. Послышались и всхлипы Милады и Лизы.
-- Делай, как он тебе сказал! – рявкнул Вальдемар.
-- Я лекарь! И я знаю, что делаю! Я всю свою жизнь занимаюсь тем, что лечу людей! И ты мне не указ, мальчишка! Я не буду использовать эти глупые языческие методы! Людей способен спасти только Господь!
-- Тогда я отрублю твою башку! – взревел Вальдемар. – Прочь отсюда, ублюдок! Иди калечь раненных дружинников! А Камилом я займусь сам!
-- Да кем ты себя…
Звуки ударов. Лекарь отступил.
-- …Его смерть будет на твоих руках! – бросил старик перед тем, как покинуть комнату.
-- Сейчас мы что ни будь придумаем, Камил… -- пробубнил Нойманн. Он щёлкнул сундучком.
Камил пытался сказать Вальду, в какой последовательности нужно давать снадобья. Но не мог. Сил не было даже на то, чтобы открыть глаза. И даже слышать он мог не всё. Густое кровавое марево не давало ему полностью вернуться в своё чертовски ослабнувшее тело.
Фрактальная чернота затянула его обратно, снова показывая тревожные видения.
Рассвет. Лесная чаща. Следы. Он то и дело спрыгивал с лошади, чтобы найти следы. Купцы пытались запутать преследователей. Они заходили в ручей. Шли против течения. Но им не скрыться от него. Ни за что. Как бы заяц не петлял – охотник своё настигнет.
Купцы выбрались на дорогу. И теперь уносились на юг.
Фрактальные пространства, полные ужаса, жадно хватались за душу. Камил отбивался. Он не хотел умирать. Не хотел, чтобы Бог Изнанки забрал его к себе. У него ещё много незавершённых дел. Глупо умирать от какой-то стрелы! Ему нужно догнать этих купцов!
-- Спаси его! – до Камила доносились далёкие рыдания Милады и Лизы.
-- Пытаюсь! – отвечал Вальдемар.
-- Ты точно знаешь, что делаешь?! Может лучше вернуть лекаря обратно?!
-- Я помню вкус… Он лечил меня ими… Пробую по глотку. Вроде, сейчас нужно дать ему вот это…
-- Не убей Камила!
-- Эти снадобья лучше любого лекаря!
А вот и купцы. Вдалеке. Скачут. И испуганно озираются, то и дело пришпоривая своих измотанных лошадей. Их осталось всего пятеро. Ещё троих убили в замке. А этих уж точно нужно взять в плен. Они очень хорошо сражаются – для купцов-то… Купец-лучник отстреливался от преследователей до тех пор, пока у него имелись стрелы. Пытался попасть в лошадь. Однажды ему удалось попасть в Камила. Но стрелу легко отразили латы. А теперь стрелы у него кончились. И можно приближаться к ним. Они не уйдут.
Как же ему удалось надеть на себя такие тяжёлые доспехи? Раненному?...Да и когда успел? Латы гремели и слегка сковывали движения. Откуда у него вообще взялись латы? Не у Железяки же он их отобрал? Камил опустил взгляд и увидел на своей груди герб Нойманнов и светлого коня, принадлежавшего Карлу…
Вальдемар поил его мерзкими отварами. И тогда боль, прознающая всё тело, немного отступала. Приходило недолгое забытие.
Он видел перед собой лица. У кровати стояли Жанна, маленький Орманд, Милада, Лиза – с Ведагором на руках; Ларс, Мямля, Меньшак. Они что-то обсуждали. Все «Железяки» стояли неподалёку, абсолютно непоколебимые. Охраняли. Они упадут, едва Камил умрёт. Как и вся Дружина Смерти. Но пока они стоят. А значит он ещё жив – и это ему не видится.
Сколько времени прошло?
И снова назад. В черноту. В особенно глубокую черноту. Почудилось даже, что назад он больше никогда не вернётся. Потому что позабыл себя. Позабыл, что лежит раненный в горячей постели.
Солнечный пляж с белым песком. Запах моря. Но не такой запах, как в Ветрограде. Другой. Совсем другой. Запах южного моря, а не северного... Странные деревья росли по краям ещё более странной дороги. Сочная растительность, заросли, каких Камил ещё не видел. Странные дома за кустами. Очень необычные.
Тонкая полоска земли тянулась вдаль на многие вёрсты. Тянулась за сам горизонт. А по обе стороны от полоски -- бескрайнее море с парусными кораблями на горизонте. Это рай? Неужели рай существует? Такого и быть не может. Существует только Изнанка. Вечные мучения. Но Камилу было спокойно и хорошо. А какая же здесь прозрачная и голубая вода? Точно -- рай... К нему по дороге навстречу шёл человек. В странном костюме, похожем на доспех, но доспехом не являющимся. Отрытое забрало, отбрасывало на лицо тень. А лицо знакомое.
-- Хельг?! Ты что здесь забыл? Тебя тоже ранили?
-- ...Камил?.. Миробоич? О, Господи…
-- Камил! Камил!
-- Его сердце снова забилось, -- сказал Вальдемар. – Забилось!
-- Не умирай, Камил! -- рыдала Лиза. Она положила свою голову на его грудь и слушала биение сердца. -- Прошу...
-- Не умираю… -- простонал Камил в ответ. Этот ответ отнял у него все оставшиеся силы.
-- Он заговорил! – радостно воскликнул Вальдемар. – Он будет жить!
Несколько раз Камил возвращался в темноту. Но то была уже не фрактальная чернота. А обыкновенный бред, глубокий и беспробудный сон. Так он пролежал довольно долго, прежде чем его разбудили голоса. Перед кроватью стояли все Нойманны, Ларс, Мямля, Меньшак и даже Никлот.
Камил наконец пришёл в чувство. В теле ещё было много слабости. Он не мог встать с кровати. Не мог даже поднять руку.
-- Сколько времени прошло?... – простонал Камил.
-- Не просто очнулся, но ещё и разговаривает!
-- Это хорошо, -- сказал Мейнард. – Сейчас как раз нужно принять решение.
-- На этот раз времени прошло меньше, -- усмехнулся Ларс. – Всего пять дней. Вовремя ты начал пить свои отвары.
-- Сразу после ранения, -- сказал Камил. – Вы поймали купцов?..
-- Никакие это были не купцы, -- ответил Карл. – Это были обычные разбойники.
-- Разбойники?.. – удивился Камил. И тогда Ларс начал пересказывать Камилу всё, что случилось за время, пока он был в бреду.
«Купцы» заявились в поместье за неделю до покушения. Они долго следили за Камилом. Выжидали наилучший момент для нападения. Но рядом с ненавистным регентом всегда ошивался Железяка. Поэтому решили брать отравленными стрелами. А потом в поместье заявились Нойманны. Весть о скандале добралась и до «купцов». Разбойники решили, что лучшего времени для нападения уже не сыскать. Труп Камила караульные дружинники отыщут не скоро. А когда отыщут – сразу подумают на гостей. Начнётся резня, свалка, война – неизвестно. Но что-то определённо начнётся нехорошее – это будет разбойникам на руку. Никто их больше не найдёт в лесах. Они смогут вернуться из Лунного Герцогства всей оравой. Смогут снова наживаться на торговых путях, грабя купцов, коих стало немерено после слухов о бегстве бандитов.
Ещё и «Железяки» не было рядом с Камилом в тот день. Камил опасался Нойманнов. И потому держал своих мёртвых телохранителей чуть поодаль, не заменяя их на живых. Видать не любил разговоры…
«Купцы» напали. Пробили Камила отравленной стрелой насквозь. У него не было шансов.
-- Но ты выжил! – сказал Меньшак.
-- Никто из раненных дружинников не пережил даже менее тяжёлые раны, -- добавил Мейнард. -- А ты пережил. Господь ещё припас для тебя много дел на этой земле… Не думал, что Вальд обучился и лекарному мастерству. Он спас тебе жизнь.
Действительно. Чудо, подумал Камил.
-- Как ты справился, Вальд? – спросил Камил.
-- Я до сих пор помню вкус этих снадобий, -- ответил он. – И примерно помню, в какой последовательности и как часто ты ими меня поил… Совсем смутно, но помню. Кажется, я всё сделал правильно. Хоть переборщил с кроветворительным – твои вены вздулись и сердце едва не остановилось, но я вовремя сделал кровопускание… Благо, кровь была не густая и всё-таки лишняя вытекла… Выбора у нас почти не было. Лекарь твой придворный – отвратительный. Он спас только легко раненных дружинников.
Купцы осознали, что паника началась слишком быстро. Вооружённые дружинники направились к постоялому двору. Тогда переодетые в купцов разбойники решили, что пора бежать.
Они вовремя выбрались со двора, совершенно незаметно для стражи. Через пролом в стене, который подготовили заранее. «Купцы» взобрались на стену. Но тогда уже загремел набат.
Дружинники, сторожившие стену, попытались их остановить. Но ничего у них не получилось.
Убийство Камила поручили самым отъявленным головорезам, имевшим огромный опыт сражений. Эти люди непрерывно воевали, устраивали засады или грабили на протяжении двадцати лет… С молокососами-дружинниками они расправились очень легко. Тот участок стены сторожили те, кто ни разу не участвовал даже в рейдах. Юнцы, не нюхавшие крови. Бандиты легко прирезали их всех, потеряв всего троих.
Остальные прорвались к стене на обрыве и сбросили верёвку вниз, по которой быстро спустились. Переправились через ручей, добрались до заранее упрятанных в лесу лошадей. И пустились вскачь.
Ларс, как разбойники и рассчитывали, подумал на Нойманнов. И приказал первым делом окружить их около опочивален. Но тем удалось убедить его в своей непричастности. Карл говорил так убедительно, что Ларс поверил. И тогда все они отправились в погоню, прихватив с собой следопыта Ворона.
Бандитов настигли только в середине следующего дня, после тяжёлой ночи, полной скачек. Убийцы почти добрались до земель Велены Дубек. Кони выдыхались. Хельг не стал брать мёртвого коня, видно, опасаясь подставить Камила. Самый хороший и выносливый конь оказался у Карла Нойманна. Он и нагнал разбойников, схлестнулся с ними в поединке верхом. Был ранен в руку. Но при этом ему удалось продырявить предводителя разбойников и сильно замедлить шайку.
Тогда подоспели и остальные. Завязалась скоротечная потасовка. Двух зарубили насмерть. Остальных ранили, побили и взяли в плен. Отправили в темницы поместья, где палач Реян занялся пытками. Он уже знал, на какие места следует надавить, чтобы развязать языки даже самым отважным мужчинам. Двоим он медленно отпилил яйца. А третий обмочился от ужаса. И принялся выбалтывать, кто они и кто их сюда послал.
Все шайки были вынуждены покинуть Горную Даль из-за открывшейся на них охоты – они все направились в Лунное Герцогство. К барону-бандиту Нарникелю, известному грабителю. Ранее Нарникель возглавлял непобедимых наёмников банды «Менестрелей», ещё во времена Войны. Позднее Царь объявил их банду вне закона за предательство. И «Менестрели» укрылись в лесах, где были вынуждены промышлять грабежом. Ни в Империи, ни в Царстве их теперь не чествовали. После Распада их банда навела такого шума в Лунном Герцогстве, что правитель Родогор Крюкович отдал Нарникелю в откуп целое баронство. В обмен на спокойствие. И, наверное, выиграл от такого решения, избежав кровопролитной войны и обретя при этом талантливого полководца в союзниках.
Наёмники любили деньги. И войну. Нарникель регулярно уходил воевать в другие земли. И когда толпы разбойников завалились на земли его баронства – поддерживать порядки было некому. Нарникелю пришлось бросить всё, чтобы вернуться в свои владения.
Разбойники-беглецы требовали взять их на службу, припоминая былые времена, припоминая «лесное братство». Некоторые, к тому же, раньше служили в банде. Но Нарникель не хотел брать всех подряд только лишь потому, что и он сам когда-то был бандитом. Нарникель нанял, кого смог. Но на всех ему не хватило денег.
Он не мог выгнать разбойников силой – потеряет всё уважение, благодаря которому и пришёл к власти. Он так же осознавал и то, что пустить дело на самотёк – чревато последствиями уже для Лунного Герцогства.
Разбойников следовало вернуть в Горную Даль, на их земли. Но они боялись некоего «Камила Миробоича». Мальчишка, говорили ему, был способен выследить кого угодно. Камил и затеял охоту на бандитов, вовлёк в неё всех южных баронов.
Прямое военное противостояние с Миробоичем отряды разбойников не потянут даже собравшись вместе. У мальчишки крепость... Нарникель решил, что лучше всего убить только Камила. Виновника всех их бед. А затем вернуть разбойников в Горную Даль. Чтобы они прошлись по землям баронов с грабежами. Чтобы опустошили какой-нибудь приграничный городок…Это им вполне по силам. Бароны подожмут хвосты. Если князь Искро отправит войска на подмогу, то вряд ли достигнет успеха. Бандиты скроются в лесах снова. А князь долгое время не мог вытравить их из лесов. У него ведь нет такого же талантливого следопыта, как Ворон...
После убийства Камила, после показательных разграблений – баронам выдвинут условия. По которым те откажутся от преследования шаек в обмен на относительное спокойствие. И самое главное – разбойники пообещают больше никого из баронов не убивать. Они ведь вполне могут добраться до всех – это они докажут после убийства Камила.
Нарникель набрал самых талантливых убийц, сформировал из них небольшой отряд «купцов», выдал им настоящие торговые печати одной известной гильдии – чтобы дружинники пропустили их на свой постоялый двор. И отправил в путь.
Разумеется, он хотел остаться инкогнито. И напрямую в войну вмешиваться не собирался. Он слишком доверял своим убийцам. И был убеждён, что освободит таким образом своё баронство от огромного стада нахлебников.
Но всё пошло не по плану. Камил каким-то чудом выжил. Этого просто быть не могло.
Крупный отряд из лихих людей уже вернулся в Горную Даль. Разбойники не знают, что Миробоич жив. И теперь они грабят деревни Велены Дубек, в опасной близости от её городка. Это их месть. Так они показывают что бывает, если бороться с вольным братством. Судя по слухам, войско разбойников вёл кто-то из старых командиров «Менестрелей»… А отряд вторженцев насчитывал почти четыре сотни бойцов. Очень плохо дело. Все разбойники Горной Дали? Неужели их было так много. Или к ним тайно присоединились наёмники Нарникеля, чтобы поживиться грабежом и помочь своим братьям в беде?
-- Нужно срочно выручить Велену Дубек! – сказал Карл. – Она – часть нашей семьи! Мы собираемся выходить прямо сейчас.
Камил напрягся изо всех сил. Но так и не смог подняться с кровати. Он слишком слаб, чтобы защитить свои земли. А живой дружины не хватит, чтобы справиться с четырьмя сотнями разбойников.
-- Доверь нам повести твои войска, -- сказал Мейнард. – Мы с Ларсом не позволим разбойникам разграбить город баронессы.
-- Это самоубийство… -- сказал Камил, раздираемый сомнениями…
***
А спонсорам сегодняшней главы выражаю жосскую благодарность!)
Антон Я. 3000р «Очень приятно лишаемся донатной девственности. Спасибо за Эмиля и Темнейшего». Ответ: Вам спасибо!
Арсений Б. 543р «Хочу выразить огромную благодарность за творчество, слежу за тобой давно, с огромным удовольствием читаю всё новое, что пишешь, желаю успехов» Ответ: от души) приятно
Андрей Николаевич 500р «На продолжение Темнейшего»
Я смотрю на алые гортензии. Три года назад моя бабушка подарила их нам с Алиной на свадьбу как символ семейного счастья. Я всегда был равнодушен к цветам, а возню с дачей из детства до сих пор вспоминаю с содроганием, и все же этот куст я искренне полюбил и все это время бережно за ним ухаживал. Он и правда стал для меня олицетворением нашего брака: так же, как появлялись новые пышные бутоны, раскрывались и наши с Алиной чувства.
А сейчас гортензии чахнут, и я не могу понять почему.
Я иду на кухню, чтобы сделать себе кофе. Алина стоит ко мне спиной, что-то кашеварит на плите. Я запускаю кофемашину, достаю пакет молока из холодильника и смотрю, как некрасивые белые хлопья всплывают в кружке поверх напитка.
— Алин, почему молоко скисло? — Спроси у себя, в этом доме его пьешь только ты, — отвечает она, так и не повернувшись.
То, как она произносит эти слова, заставляет меня вздрогнуть.
— Алин, присядь и давай поговорим. Я не понимаю, что с тобой происходит? — Ты правда не видишь, что я занята?
Слово за слово, и мы ссоримся так, как никогда не ссорились. Алина всегда была моим светом, моим ангелом, а сейчас ее красивое лицо превратилось в гримасу, в каждом ее жесте сквозит что-то чуждое, инородное, злое. Мне становится плохо: меня мутит, голова кружится, я едва не теряю равновесие.
Алина продолжает кричать, но я не слышу, что именно: прямо позади нее в размытых очертаниях комнаты растекается темное, в человеческий рост пятно, чем-то похожее на бензиновые разводы, только буро-черные. Я смотрю на него, и моя кожа покрывается мурашками. Стоит моргнуть, и странная галлюцинация исчезает, оставив после себя ощущение животного ужаса.
***
Вскоре после нашей ссоры я нахожу разбитый цветочный горшок на полу. Бутоны истоптаны, раздавленные лепестки напоминают пятна крови. У меня внутри все переворачивается от боли.
Я бегу в соседнюю комнату и против воли срываюсь на крик.
— Зачем? Зачем ты это сделала?!
Алина смотрит на меня широко открытыми глазами, ее рот искривлен усмешкой.
— Что сделала? Я не знаю, о чем ты.
Охваченный горем, я подскакиваю к Алине и хватаю ее за плечи. Она вздрагивает от моих прикосновений, словно они ей омерзительны.
— Ты знаешь что! Гортензии, что с ними произошло?! — Сдались мне твои гортензии! Я без понятия, что ты имеешь в виду!
Она лжет. Я не понимаю почему, но я читаю это в ее взгляде, мимике, позе. Я смотрю на Алину и больше не узнаю свою жену. Я отпускаю ее и делаю несколько шагов назад.
— Что с тобой происходит? — одними губами спрашиваю я, но она умудряется услышать. — Это с тобой что происходит? — опять жестокость и злость в голосе. Я качаю головой и ухожу из комнаты, краем глаза снова натыкаясь на бензиновое пятно.
***
Отношения с Алиной окончательно разладились: мы миримся лишь для того, чтобы снова разругаться в пух и прах через несколько дней. Она отстранилась от меня, даже ее прикосновения стали холодными и словно царапающими кожу. Теперь я часто ловлю на себе ее долгий, изучающий взгляд, будто она наблюдает за мной, выжидает чего-то. Каждый раз у меня от этого вдоль позвоночника бегут мурашки, и все заканчивается очередной ссорой. И каждый раз я вижу ЭТО.
Снова и снова. Проклятое бензиновое пятно.
Сначала я списывал его на игру воображения, последствия стресса, но теперь не могу отмахнуться от ощущения, будто нечто следит за мной. Я не знаю, как быть: рассказать кому, решат, что я слетел с катушек. Но это не так, совсем не так.
Я никогда не считал себя верующим человеком, но дошел до того, что позвал священника освятить квартиру. Пришлось сделать это тайком — Алина была против, но она, словно почувствовав, именно в тот день пораньше вернулась от подруги домой. Скандал был страшный, никогда я не видел, чтобы жена превращалась в такую фурию. Она не слышала меня, а я не знал, как донести до нее, в каком я оказался отчаянии.
И до сих пор не знаю, потому что пятно никуда не исчезло.
И вот я сижу за ноутбуком и вбиваю в режиме инкогнито запросы, один хлеще другого. Первым делом я перекопал кучу статей по неврологии, пока не понял, что они в моем случае абсолютно бесполезны. Потом перешел на мифы, легенды, верования, мистические истории на все более сомнительных сайтах, но понять, что поселилось в моем доме, так и не смог.
Мои глаза болят и чешутся от хронического недосыпа, но вместо того, чтобы пойти в кровать, я кликаю на очередную ссылку. Бегло читаю, на автомате навожу мышь на крестик, когда до меня вдруг доходит смысл статьи, и я снова впиваюсь взглядом в текст.
«Яркурат — древний дух зла.
Изображался древними племенами как ящероподобный человек с переливающейся разными оттенками красного и черного чешуей.
Яркурат — демон-охотник, пожиратель душ. Считалось, что выбрав свою жертву, он проявляет себя не сразу: сперва изводит ее мелкими неприятностями, проверяя на прочность и внушаемость. Яркурат старается разорвать связь жертвы с тем, что ей дорого: одержимый начинает вести себя отчужденно и агрессивно по отношению к близким, его восприятие реальности искажается, могут возникать провалы в памяти. Рядом с одержимым Яркуратом вянут растения и умирает скот.
Если жертве не удавалось избавиться от влияния Яркурата, она становилась опасной для племени, в этом случае верховный шаман проводил специальный ритуал по изгнанию злого духа. Подробнее по ссылке».
Несколько куцых, коряво написанных абзацев вызвали у меня приступ тахикардии. Все сходилось, все! И отчужденность Алины, и ее странное поведение, и эта ситуация с гортензиями.
Я кликнул по ссылке в конце статьи, и на экране отобразилось «404. Извините, что-то пошло не так». Я перезагрузил страницу несколько раз, воспользовался поиском сайта, но так и не нашел ничего про ритуал.
В других источниках была либо копия этой статьи, либо ее еще более урезанная версия. Я задал пару вопросов на форумах, надеясь, что кто-то поможет мне с поисками. Должно же быть хоть что-то…
***
«Привет, незнакомец.
Прочитал твое сообщение на форуме. Будь осторожен. Не знаю, кто из твоих близких стал жертвой, но все хуже, чем ты думаешь. Твоя жизнь может быть в опасности. Высылаю тебе описание ритуала. Не медли. Если оно поймет, что ты его раскусил, попробует сбежать. Или убить тебя.
P.S. Это все правда. Посмотри сам».
Письмо на электронку пришло спустя несколько дней моих скитаний по форумам. Пробую написать ответ, задать вопросы, но почтовый адрес отправителя, похоже, был одноразовый и теперь заблокирован, а никаких альтернативных контактов для связи не указано. Это легко может быть злым розыгрышем, но других зацепок у меня нет.
Скачиваю вложенные файлы: текстовый документ, аудиозапись и несколько фотографий. Начинаю с последних.
На меня накатывает тошнота от вида изуродованных, истерзанных тел на фоне едва заметных бензиновых пятен, которые наверняка посчитали случайным артефактом, дефектом съемки.
Позывы к рвоте усиливаются. Но Алина же не… Нет, нет, она не способна на такое, просто не способна!
Думать об этом невыносимо, и я открываю текстовый файл. Там транскрипция изгоняющего заклинания в дополнение к аудиозаписи и описание ритуала. Я читаю и чувствую, как шевелятся волосы у меня на затылке. Все это напоминает какую-то нелепую сцену экзорцизма из дешевого фильма.
Я захлопываю крышку ноутбука. Это все какой-то бред, так нельзя обращаться с живым человеком. И уж тем более с моей Алиной. Как там говорилось в статье: жертва может справиться и сама? Так вот, мы справимся. Обязательно.
***
Наши отношения немного улучшились. Я стараюсь радовать Алину и во всем поддерживать. Подарил сережки, которые ей давно нравились.
Она исхудала, и все еще нервная и дерганая, но во всяком случае, мы снова разговариваем. Последняя неделя прошла без ссор, пару раз Алина даже улыбнулась. А главное, никакого бензинового пятна.
Все налаживается, надо было лишь проявить немного терпения. Решаю сделать ей небольшой сюрприз и спрятать в квартире несколько маленьких сувениров. Улыбаясь, первым делом открываю прикроватную тумбочку Алины.
То, что я нахожу, заставляет меня онеметь от ужаса, кожа мгновенно покрывается липким потом. Нож! И далеко не раскладная игрушка для резки бумаги, нет. Самый настоящий охотничий нож, небрежно спрятанный под какими-то блокнотами и прочим хламом. В прикроватной. Тумбочке. Которой Алина, кстати, обычно почти не пользуется.
Послание из недавнего письма всплывает у меня перед глазами. Нет, нет, нет!
Я кладу нож обратно, подхожу к двери в спальню и вытаскиваю торчащий изнутри ключ. Перемещаюсь к окну, чтобы собраться с мыслями.
— Алина! — кричу я в другую комнату, стараясь, чтобы голос мой не дрожал. — Что? — она заходит в комнату и выглядывает в окно вместе со мной. — Что-то на улице?
Я возвращаюсь к тумбочке и достаю оттуда свою ужасающую находку.
— Скажи мне, что это?
Ее черты меняются молниеносно, и я понимаю, что все эти дни ее лицо было лишь маской. В глазах загорается хищный огонь, подрагивающие губы с трудом удерживают усмешку.
— Только не говори мне, что не знаешь. Он лежал в твоей тумбочке. — Это невозможно! — шипит она в ответ.
За спиной у нее мерцает черно-алое, но теперь это не пятно, а силуэт. Оно гладит Алину по волосам, что-то шепчет ей на ухо. Секунда промедления, и она бросается к выходу из комнаты, но я оказываюсь быстрее: выскакиваю первым, запираю замок, оставляю ключ в скважине.
Стук, скрежет, вой. Мне кажется, что дверь сейчас слетит с петель, и я подпираю ее спиной. Медленно оседаю, открываю мобильник, нахожу письмо с ритуалом. Впервые за долгие годы рыдаю, словно мальчишка. Я не смогу. Я просто не смогу это сделать.
Но у меня нет выбора.
***
Шум стих, но боюсь, что одержимую Яркуратом Алину запертая дверь надолго не удержит. Как ни странно, для ритуала требуется не так много вещей, я быстро копаюсь в шкафу, возвращаюсь, даю себе пару минут перед тем, как провернуть ключ.
Открываю дверь и захожу внутрь. Действовать нужно быстро.
Алина сидит в углу, волосы всклокочены, лицо скрыто за острыми, исхудавшими коленями, но как только дверь захлопывается, она вскакивает, пряча что-то за спиной.
Она видит веревки в моих руках, и ее взгляд становится безумным. Ее трясет, Алина больше напоминает дикого, затравленного зверя, чем человека.
— Не подходи-и-и! — Алина, пожалуйста!
Я делаю несколько неуверенных шагов.
— Не подходи-и-и! Или я убью тебя, клянусь, убью-у-у-у. — Милая, — говорю я дрогнувшим голосом, — умоляю, услышь меня. Это все ради твоего блага. Я же знаю, что ты еще там, я могу тебе помочь, пожалуйста, просто позволь мне…
Еще один шаг с моей стороны, и она с диким воплем бросается на меня, замахиваясь основанием разбитой настольной лампы. Я с трудом уворачиваюсь и перехватываю ее правую руку, она толкает меня в грудь, пытается вырваться и, когда не получается, делает еще один рывок в сторону двери.
Она нечеловечески сильна, и я с трудом удерживаю ее и валю на кровать, прижимая всем телом. Алина продолжает брыкаться, расцарапывает мое лицо и вгрызается в плечо: я вою от боли, но умудряюсь затянуть петлю на правом запястье и схватить левую кисть. Когда обе ее руки оказываются связаны, я чуть отстраняюсь, давая себе передышку. Уродливая демоническая маска скалится на меня, из груди Алины вырываются потусторонние хрипы и вопли.
Впервые я вижу его, Яркурата, облик с такой ужасающей ясностью.
Наконец-то у меня получается привязать Алину к кровати. Она противоестественно выгибается, ее суставы выкручиваются до предела, и я боюсь, что веревка не выдержит такого натиска, но она справляется со своей задачей.
Я глажу Алину по голове и нервно сглатываю. Пора.
Я начинаю зачитывать изгоняющее заклинание, подглядывая в телефон. Бензиновое пятно взрывается прямо над Алиной. Капли жгут мне лицо, лезут в глаза, уши, раздирают губы. Мои зубы стучат, сердце разрывается от боли, но я продолжаю, потому что должен закончить начатое во что бы то ни стало. Говорить все сложнее, мой рот будто набит раскаленными камнями, язык с трудом ворочается, но последнее слово заговора все-таки звучит, звенит, заполняет собой пространство комнаты. Боль немного отступает.
Работает. Заговор работает!
Алина замерла, и теперь лишь смотрит на меня, словно загипнотизированная. Это хорошо, потому что последняя часть самая неприятная — я должен вырезать у нее на груди обережный символ. Он простой, но мои руки трясутся и я не знаю, как подступиться, чтобы не ранить тонкую кожу слишком глубоко. Аккуратно вспарываю ее рубашку. Наношу первую царапину, опасаясь, что Алина дернется и я ей наврежу, но она словно находится под наркозом.
Все почти готово, остается последний, крохотный укол. Яркурат, до этого обманчиво притихший, обрушивается со всей яростью и мощью, но меня не остановить. Не остановить!
Все мое тело словно горит, я кричу от невыносимой боли, гарь забивает ноздри, прилипает к губам, языку, небу и глотке, я чувствую, что не выдержу, не смогу, не смогу, и все-таки делаю это, ставлю точку, заканчиваю ритуал, прежде чем всплеск ужасающей злой силы валит меня с ног.
Мои веки тяжелые, очень тяжелые. Я медленно разлепляю их и с трудом, цепляясь за край кровати, приподнимаюсь с пола на колени. Получилось? Мне страшно, очень страшно узнать ответ на этот вопрос.
Я смотрю на неподвижную Алину, безмятежную, хрупкую, нежную, и впервые за долгие месяцы снова вижу в ней своего ангела.
Получилось! У меня получилось!
Я делаю над собой усилие, встаю и целую ее в губы, после чего мое обессилевшее тело снова оседает на пол.
Дрожь никак не утихает, но я противлюсь ей и делаю еще одну попытку принять вертикальное положение. На ватных ногах плетусь в ванную. Наваливаюсь на раковину и тяжело дышу: к горлу подступает тошнота, но мне удается справиться с приступом. Включаю воду и отчаянно тру руки и лицо, пытаясь смыть все пережитые ужасы, отгоняя их прочь.
Алая, алая, словно бутоны бабушкиной гортензии, вода стекает по стенкам раковины в слив.
Нервный смешок рождается у меня в груди, потом еще один и еще, и вот уже дикий, необузданный хохот рвет мои легкие на части, ломает ребра, ползет по позвоночнику, выворачивает нутро наизнанку. С трудом получается разогнуться, и я смотрю в зеркало на то, как сочится красная пена из обезображенного улыбкой рта, как слеза медленно катится по небритой щеке, такая же черная, как и мои глаза. Потемневший язык облизывает губы, наслаждаясь изысканным вкусом крови истерзанного существа, ангела, у которого не было шанса спастись.
Сломать человека не сложнее, чем разбить горшок, отправить письмо с глупыми картинками или спрятать нож его собственной рукой.
